Хохрайнер поручил Эбнеру взять с собой несколько добровольцев и… дал ему адрес моего деда на Андреас-Гофер-штрассе. Эбнер вспоминал, что Хохрайнер много говорил о том, что «еврейских свиней» нужно уничтожить, а их дома «разнести на кирпичи» и что полиция ни во что вмешиваться не будет.
Хёрагер вспоминал, как Хохрайнер говорил: «Вы идете к Шиндлеру на Андреас-Гофер-штрассе и лупцуете этого еврея так, чтобы он попал в больницу. Если забьете до смерти, тоже неплохо. Вас прикрывают. Полиция мешать не будет».
«Ну, кто хочет уделать Шиндлера?» – спросил Эбнер свою группу, в которую входил и Рюдль; он был крупным, а значит, мог пригодиться. По утверждениям Эбнера, Хёрагер горел желанием. Сам же Хёрагер не помнил, что вызвался идти добровольцем. В любом случае Хохрайнер помахал им всем на прощание и дал наказ выполнить все точно, потому что потом их будут проверять.
Не очень обычно, что Эбнер получил только один адрес. Полагаю, что он, как и все в Инсбруке, знал, кто такие Шиндлеры. Без всякого строя группа Эбнера прошла короткое расстояние от Бознерплац до Андреас-Гофер-штрассе. Сколько всего в ней было человек, вспоминают по-разному, но ясно, что семь-девять. Хёрагер признавался: «По дороге я начал думать, что нам не нужно было бы этого делать, и шел без настроения». Эбнер вспоминал, что Хёрагер, наоборот, рвался вперед и настаивал, чтобы Шиндлера отдали на расправу именно ему.
Двигаясь к квартире Гуго, они, должно быть, слышали отчаянные крики и звон разбивавшихся окон на когда-то тихих улицах. «Хрустальная ночь» – названная так потом из-за усыпавших улицы осколков стекол – уже была в полном разгаре, распоясавшиеся молодчики крушили все подряд. Эсэсовцы тоже не оставались в стороне. У них было особое задание: убить трех известных в городе евреев и уничтожить еврейский молельный зал.
Группа Эбнера, кажется, подошла к четырехэтажному дому Шиндлеров на рассвете, хотя точно это неизвестно и все вспоминают по-разному. Все окна закрыты ставнями, и ни в одном не было света. Эбнер велел Рюдлю стоять на стреме и свистеть, если кто-то появится, а потом прошел в арку, которая вела к входу в жилые помещения над магазином, и дал знак остальным следовать за ним. Тяжелая деревянная дверь оказалась запертой, поэтому на втором этаже он нажал кнопку звонка, под которым висела аккуратная табличка Fa. Schindler («Семья Шиндлер»).
Как и все в Инсбруке, Эбнер, скорее всего, знал, что летом виллой Шиндлеров завладел гауляйтер Гофер и что Гуго пришлось вернуться в эту квартиру, располагавшуюся над штаб-квартирой компании.
На втором этаже никто не отвечал, там было все так же темно, а вот на третьем зажегся свет. Я представила себе, как Гуго моментально проснулся, услышав звонок и мужские голоса прямо под окном, и как поглаживал, успокаивая, своего любимого охотничьего пса шоколадного цвета. Гуго был не из трусливых и, полагаю, поднялся с постели, тихо подошел к окну и посмотрел вниз через щелку в закрытых деревянных ставнях; он, наверное, пытался понять, что было на уме у людей, заявившихся к нему в ночь на четверг.
Он конечно же знал, что такой поздний визит не сулит ничего хорошего, и, наверное, все сильнее боясь, понимал, что, если незваные гости проникнут в здание, оно окажется ловушкой. Я увидела этот дом на Андреас-Гофер-штрассе своими глазами и теперь знаю, что Гуго не спасся бы, даже если бы выбрался на задний двор: никакого хода оттуда нет.
Визитеры и не собирались уходить, только теперь названивали соседке Гуго сверху. Гуго, наверное, было слышно, как госпожа Фрейгер встает и ходит по квартире. Она вспоминала потом, что, выглянув из окна, не узнала никого из стоявших на улице, хотя фонари горели, а не разглядев их, не собиралась, конечно, и впускать к себе.
Эбнер требовательно произнес: «Нам нужно видеть господина Шиндлера. Немедленно откройте!» Госпожа Фрейгер твердо ответила: «Господин Шиндлер проживает на втором этаже. Все, уходите. Не мешайте спать».
Она осталась глуха к уверениям Эбнера, что он ехал всю ночь и у него «к господину Шиндлеру срочное дело», и поэтому Эбнер, как он сам показывал, начал звонить в другие квартиры. «Открывай давай, Лео!» – заорал кто-то из его группы, звоня в квартиру Лео Лишки на четвертом этаже. Он работал вместе с Йозефом Шнейдером, одним из членов группы Sturm-5.
Лишка отправил свою сестру открыть окно и узнать, в чем дело, но Шнейдер хотел говорить именно с Лео, и тот после долгих колебаний спустился по лестнице. На третьем этаже ему повстречалась госпожа Фрейгер, и они шепотом переговорили.
В своих свидетельских показаниях Лишка утверждал, будто бы сказал ей: «Видите ли, госпожа Фрейгер, я ведь тоже не хочу их пускать, но все-таки надо открыть. Они хоть и не в форме, но я их узнаю. Это НСМК. Может, они хотят что-то узнать у господина Шиндлера».
Я вздрогнула от мысли, что Гуго, наверное, слышал, как сосед спускается по широкой каменной лестнице, чтобы отпереть дверь.
Внизу Лишка еле успел спросить «Ну, в чем дело?», как Шнейдер отшвырнул его в сторону, и троица во главе с Эбнером прорвалась на второй этаж. Лишка ретировался в свою квартиру на четвертом этаже. Госпожа Фрейгер стояла на площадке третьего этажа со своими двумя детьми: они проснулись, подбежали к ней и теперь свесились через перила; рядом находилась сестра Лишки. Они смотрели, как Эбнер неистово нажимал кнопку звонка в квартиру Гуго, пока он не заорал и не приказал им возвращаться к себе.
«Помогите! Убивают! Откройте!» – вопил Эбнер, рассчитывая выманить Гуго. Тот зажег свечу. Наверное, его трясло от страха, но дверь он все-таки не отпирал, и Эбнер навалился на нее всем телом. Ничего не получилось. «Август, Йозеф, помогайте!» – крикнул Эбнер, и все трое кинулись на дверь, так что дрогнула стена и с нее полетела пыль и куски штукатурки. Дверь не открывалась.
Инсбрук, 10 ноября 1938 года
В квартире на втором этаже дома № 13 по Андреас-Гофер-штрассе озадаченный Гуго Шиндлер ждет, что будет дальше. Он понимает, что против таких громил не устоит. Ему сравнялось пятьдесят лет, он лысеет, толстеет и… боится. В молодости он немного занимался боксом; сохранились даже соответствующие фотографии, правда снятые более двадцати лет назад. Дни армейской горной подготовки тоже давно миновали.
– Рюдль, иди сюда, помогай, сила нужна! – кричит Йозеф Эбнер с площадки на улицу.
На лестнице снова гремят шаги. По двери опять молотят, и она наконец уступает.
Трое громил из группы Sturm 5 вваливаются в холодную, неосвещенную прихожую. Август Хёрагер потом осмотрительно заявлял, что шел за Йозефом Эбнером и Гансом Рюдлем. Возникает короткая заминка, потому что перед собой они видят сутуловатого Гуго в полосатой пижаме; в одной руке у него свеча, а другой он держит за ошейник свою охотничью собаку. – Мы не делали никому ничего плохого, – осторожно произносит Гуго. – Зачем вы пришли? Не понимаю…
Голос его дрожит, он старается подобрать слова, чтобы остановить то, что вот-вот произойдет. Он узнает своих незваных гостей: все они местные, инсбрукские.
И вот они находят оружие. Хёрагер замечает прислоненные к стене санки Курта. Он хватает их за тканевое сиденье, поднимает и изо всей силы обрушивает на голову Гуго. Железная полоса, гвоздями прибитая к полозу, чтобы защитить древесину, оставляет глубокий вертикальный шрам у него на лбу; кровь заливает его лицо, попадает в глаза.
