– Да, все исполнил, – ответил сухо, опуская глаза.
Все же не смог, не смог в глаза Лене смотреть, хоть и разозлился! Наверное, сам на себя разозлился. Получается, что вроде как виноват? Изменил жене, подлец? А с другой стороны – не чувствовал за собой никакой вины… Не до нее как-то было. Такое внутри творилось, что и сам ничего не понимал. И хотелось только одного – чтобы Лена оставила его в покое.
– Мы завтра к сватам в гости идем… Ты какой костюм наденешь, синий или серый?
– Мне все равно, Лен. Какой скажешь…
– Да как это – все равно! Как ты можешь так говорить, Иван! Ты, случаем, не забыл, что твоя дочь скоро замуж выходит?
– Нет. Я не забыл. Я синий костюм надену. Такой ответ тебя устраивает?
– Нет, синий не надо… Лучше серый. Синий ты на свадьбу наденешь. Ты в нем таким представительным смотришься. Сразу видно – человек при должности.
– Да какой еще должности, перестань…
– Ну, не скажи! Лесничий в сельской местности это, знаешь… Далеко не последний человек. Если бы ты еще использовать умел свое должностное положение, как другие умеют… Кстати, сват возлагает на тебя большие надежды, ты в курсе? Мы ведь родней будем. А он человек деловой, сам знаешь. Лесопилка у него. Так что ты уж будь как-то поуступчивее, что ли…
– Как это – поуступчивее? Ты о чем?
– Вот… Тебя еще и не попросили ни о чем, а ты уже в позу встал! Ну что ты из себя такого благородного строишь, Вань? Нехорошо. Нынче такое благородство уже не в цене, мы в другом веке живем.
– А что нынче в цене, Лен?
– Деловая хватка, предприимчивость, трезвый расчет… Ну что я тебе такие элементарные вещи объясняю?
– Так и не объясняй… Не надо… Я ж не просил. И вообще… Может, ты одна в гости к сватам сходишь, а? У меня работы много накопилось, я бы посидел вечером.
– Еще чего! Не пойду я одна! Чего это ради? Я замужем вообще-то… Ты меня что, обидеть сейчас хочешь, Вань?
– Да вовсе не хочу я тебя обидеть… Я просто предложил.
– Нет, не просто, не просто! Я же вижу, с какой неохотой ты Катиной свадьбой занимаешься! Это потому, что она тебе не родная, да?
– Перестань, Лен… Зачем ты опять так?
– Как, Вань? Как?
– А так… В последнее время слишком часто эту обидную фразу повторяешь, что Катя мне не родная дочь. И я прошу тебя – перестань! Ты же знаешь, что Катя мне роднее родной… Знаешь, как я ее люблю…
– Тогда пойдем со мной в гости! Мы ведь не просто так идем, мы ради дочери идем! Ну, чего ты молчишь? Я что-то ужасное опять сейчас говорю, да?
– Хорошо, Лена… Как скажешь. Конечно, я пойду в гости, если так надо. В сером костюме пойду…
Лена кивнула удовлетворенно, хоть лицо ее и оставалось обиженным. Подумав немного, спросила с прежним напором в голосе:
– А мне какое платье надеть, Вань? Что ты мне посоветуешь?
– Ну, тут уж ты сама, Лен…
– Тебе все равно, да, какое я платье надену? Все равно, как я буду выглядеть, да? Ладно, ладно, можешь не отвечать… Я спать пошла. И ты не засиживайся… Если тебе все равно, какое на мне будет платье, то помни хотя бы, что жена у тебя есть как таковая…
В голосе ее явно слышались обиженные нотки, и понятно было, что вовсе не в том дело, какое она выберет платье. Наверное, ее агрессия и объяснялась этим его равнодушием, стремлением не участвовать в диалоге, выйти из него поскорее. Все это он понимал, да. Но сделать ничего не мог. Играть в искреннюю заинтересованность не мог. Не умел просто.
Он сам себя не узнавал, если честно. Такое иногда было чувство, будто перестал быть. Перестал жить. Перестал работать с удовольствием. Что перестал видеть все вокруг как раньше. То есть видел, но казалось, в одном только черно-белом варианте, без красок, без обычной игры тени и света. Будто было у него нутро и вдруг переместилось куда-то, осталось там, где хотело. Там… В уральском поселке Снегири, где живет эта женщина…
Как она сказала, когда прощались? Я буду думать о тебе, всегда буду с тобой, ты почувствуешь… Но ведь не этого она хотела, наверное? Чтобы вот так… Чтобы он сам себя без нее потерял?
И что теперь делать? Как жить?
Дни проходят, а жизни нет. Можно отправиться в гости, можно заниматься приготовлениями к свадьбе, можно ходить на работу каждый день… И не жить. И сколько это будет продолжаться – неизвестно. Может, это навсегда с ним случилось, надо как-то привыкать к этой серой маетности.
Но зачем привыкать? Зачем? И разве надо – привыкать? Может, надо решать что-то? Хотя бы для себя решать…
А ведь всего неделя прошла, как он с Аней расстался. А кажется, будто год. Да что там год! Целая жизнь прошла…
– Вань! Ты долго будешь там полуночничать? – услышал он сверху Ленин голос. – Уже час сидишь за столом, в окно смотришь… Поднимайся в спальню, мне поговорить с тобой надо!
– Да, иду… – нехотя встал он с места. – Иду…
Лена сидела на кровати в ночной рубашке, подогнув под себя ноги и глядя на него настороженно. Он сел на свою половину кровати, спросил почти обреченно:
– О чем ты хочешь поговорить, Лен? Может, мы завтра поговорим? Поздно уже…
– Нет, сейчас! – нетерпеливо вскинула она голову. – Именно сейчас поговорим, потому что я тоже так не могу! Мне надоело, понимаешь?
– Что тебе надоело?
– А то! Я хочу знать, что с тобой происходит, Вань, я хочу, чтобы ты мне все объяснил. Почему ты таким хмурым стал в последнее время? Что с тобой случилось? Ты заболел? Скажи мне, Вань, ради бога… Объясни…
Она потянулась к нему всем корпусом, положила руки на плечи, требовательно заглянула в глаза. И ничего не поделаешь, надо смотреть в ее глаза, не отвернешься. Если со стороны глянуть – такая чудесная семейная картинка, так все красиво… Заботливая жена беспокоится о муже, тянется к нему, обнимает за плечи. Вечер, спальня, жена соскучилась… А он сидит как истукан, смотрит на нее и будто не видит. Кретин, одним словом. Не орел. Или как там еще этих самых «не орлов» обзывают – это все про него.
– Я так соскучилась, Вань… – потянулась к нему Лена, красиво высвобождая из-под кружева рубашки гладкое белое плечо. – Так соскучилась…
– Не надо, Лен! Не надо… Не сейчас…
Он не хотел этих обидных слов говорить, само вырвалось. И Лена как-то странно растерялась, застыла немым изваянием. Потом спросила на высокой, слезной, почти срывающейся ноте:
– Да что с тобой такое, Ваня? Ты же… Ты же никогда раньше таким не был… Ты же обижаешь меня сейчас, неужели ты этого не понимаешь? Я что, перестала быть для тебя желанной? Но это же… Это так оскорбительно… Это невыносимо просто…
Заплакала, отвернулась и как-то совсем некрасиво, на четвереньках, быстро переползла на свою половину кровати, юркнула под одеяло, закрылась с головой.
