– Хорошо. Спасибо, Аня. Тогда я земли с могилы немного возьму, отвезу на могилу отца. Да, пусть хоть так, вы правы…
Потом они еще долго сидели, разговаривали. Аня рассказывала про маму, Иван – про отца… И странным образом их рассказы соединялись в единое целое, будто продолжались один в другом, и со стороны казалось, наверное, что они говорят о людях, проживших вместе всю жизнь. И последнее письмо отца Аня тоже Ивану показала. Он читал его долго, желтый листок подрагивал в его пальцах.
– Мама перед смертью мне это письмо показала… – тихо вздохнула Аня, подперев ладонью щеку. – Знаете, Иван, до сих пор не могу понять, как она все так чувствовала? И свою скорую кончину чувствовала, и про отца говорила, что он скоро уйдет, ее зовет… Неужели так любить можно, а? Любить и прощать… Ведь это очень трудно – простить…
– Да, ваша мама была необыкновенной женщиной, я это понял. И отец все время повторял, когда умирал, что такая она, его Соня… О такой любви можно только мечтать, я думаю.
– Мама своей любовью жила, силы в ней находила. И счастливо жила, между прочим. Если б я сама этого не видела, то и не поверила бы, что так бывает.
– Да, Аня. Бывает, но редко. Остается только позавидовать тому, кому такое счастье познать удалось.
Они замолчали, сидели тихо, будто боясь спугнуть это одно на двоих знание, и какие-то другие слова для этого знания были уже лишними, казалось. Аня произнесла с легким вздохом:
– Давайте спать ложиться, Иван… Устала, ноги не держат… Завтра утром вас разбужу, позавтракаем и на кладбище пойдем. Сейчас я вам на диванчике постелю…
* * *
Утром Аня проснулась со странным ощущением внутри – будто что-то важное происходит в ее жизни. И не столько важное, сколько счастливое. И будто она уже не прежняя Анна Павловна Воробьева, школьная учительница русского языка и литературы, а какая-то совсем другая женщина, с другими привычками, другой судьбой…
А еще вспомнился сон, который привиделся ночью. Маму во сне видела, будто она улыбается ей, пальцем грозит шутливо – что, мол, я тебе говорила, а? Помнишь, говорила, что человека тебе пошлю? Того, который тебе надобен да необходим? А ты мне все никак не верила…
Хмыкнула, улыбнулась. Надо же… Мама этого Ивана, что ли, имеет в виду? Это он ей так надобен и необходим, что ли? Да ну…
А сердце сжалось в ответ болезненно, отвергая это легкомысленное «да ну». И стало вдруг ясно в один момент, что это правда, самая настоящая, что ни на есть. Что и надобен, и необходим…
От ясности понимания происходящего даже растерялась. И что же теперь со всем этим делать?
Да ничего не надо делать. Надо начинать день. Еще целый день впереди! Ну, или половина дня… Когда он рядом будет…
Хотела тихо подняться, но вдруг услышала со стороны кухни какие-то шорохи. Потом запахло съестным, слегка пригорелым. Яичницей, кажется. И кофе. Да, отчетливо приплыл запах свежесваренного кофе, его ни с чем не спутаешь! Выходит, гость ее давно уже встал и вовсю на кухне хозяйничает? А она спит и не слышит ничего? А который час, интересно?
Глянула на часы, удивилась. Девять почти! Никогда не спала так долго. Видимо, усталость вчерашняя сказалась, да и засиделись вечером допоздна…
Подскочила с постели, накинула халатик, мельком глянула в окно. И зажмурилась от того, что увидела – ночью, оказывается, снег лег! Так плотненько лег, так окончательно, что и сомневаться не приходится – не растает уже. И солнце так хорошо светит по-зимнему, ярко и холодно.
Но в доме тепло, не остыл за ночь. Или Иван успел печку подтопить?
Вспомнилось отчего-то, как они с мамой спорили относительно этого печного вопроса… Никак она не могла уговорить ее провести в дом паровое отопление, чтобы с дровами и с печкой не возиться. У мамы всегда один аргумент был на это, самый веский – от живого печного тепла жить веселее, Анюточка! Дышать веселее! Ничего с тобой не случится, если к поленнице во дворе по морозцу сбегаешь да дровишек принесешь, только крепче да проворнее будешь! Человек тогда здоровье теряет, когда разленится да разнежится, когда самому уже и делать ничего не приходится! А с твоим паровым отоплением уже и около печки не посидишь, на теплый огонь не посмотришь… На него ведь все лучше глядеть, чем на железную батарею, верно?
Обычно их спор заканчивался грустной маминой фразой – вот помру, тогда и делай, что хочешь… Печку выбрасывай, на батареи свои меняй… А пока оставь в доме все, как есть…
Вот и получается, что теперь можно все поменять. Но почему-то не хочется. И в самом деле – трудно ей сбегать во двор за дровишками по морозцу? Нисколько не трудно, а наоборот, в охотку… И долго смотреть потом, как пляшет по ним огонь в печурке, и слушать, как гудит довольная печка…
Застегнула все пуговки на халате, завязала поясок на талии. Крепенько так завязала. Благо, есть еще на чем завязать. Прибрала волосы, уложила небрежным узлом на затылке, вышла на кухню.
Иван стоял у плиты, повернулся к ней с улыбкой:
– Доброе утро, Анечка… Я тут у вас похозяйничал немножко, вы на меня не рассердитесь?
– Доброе утро, Иван… Нет, не рассержусь, конечно. Наоборот…
– Сейчас завтракать будем, я кофе сварил. А утро-то какое сегодня, а? Солнце яркое. И снег… И рябины у вас такие красивые, я вчера и разглядеть не успел…
– Да, рябины у нас много. Все село в рябиновых зарослях. Когда пойдем на кладбище, сами увидите… Только боюсь, что дорогу туда снегом за ночь завалило.
– Ничего, пройдем как-нибудь! Садитесь быстрее за стол, а то завтрак остынет.
Только встали из-за стола, как заявилась Евка – и ойкнула от неожиданности, увидев Ивана:
– Вы еще здесь, что ли? А я думала…
И тут же оправилась, заговорила дальше, как ни в чем не бывало:
– Я чего прибежала-то, Ань. Ты в курсе, что у тебя со стороны улицы забор в палисаднике обвалился?
– Нет, не в курсе… – озадаченно ответила Аня. – Вроде он и не собирался обваливаться…
– Да я на маму грешу, Ань, ты уж прости! – виновато махнула ладонью Евка. – Вчера отводила ее домой после поминок, а она как ухватится за твой палисадник, как вцепится в доски ладонями… Еле-еле ее оторвала! После этого заборчик у тебя и обвалился! Я уж сама его как-нибудь поправлю, Ань, хорошо?
– Да брось, Евка. Ничего страшного. Сейчас мы на кладбище пойдем, и я посмотрю, чего там и как. Да мы уже собираемся, только из-за стола встали…
– А! Ну, не буду тогда вам мешать. Я ж не думала, что ты не одна, Ань… Пойду тогда…
Евка торопливо попятилась к двери, не забыв скользнуть быстрым взглядом по лицам Ивана и Ани, будто хотела разглядеть что-то новое для себя. И эта ее фразочка – «не буду вам мешать»… Тоже был в нее некий вопросец заложен, вполне себе любопытствующий.
Евка ушла, а эта неловкость после ее посещения осталась. Иван предложил было посуду помыть, но Аня махнула рукой:
