– Садитесь сюда, пожалуйста! Места маловато, конечно… Но в тесноте, да не в обиде!
– Спасибо, я умещусь… – вежливо улыбнулся мужчина, присаживаясь на край диванчика.
Аня принесла из кухни чистую тарелку, поставила перед ним, налила в рюмку водки.
– Давайте мою маму помянем… – предложила тихо. – Вы ведь сказали, что ее ищете, Снегиреву Софью Григорьевну? Вы ее раньше знали, да?
– Нет, я не знал… Это отец мой знал. Она его первой женой была…
За столом повисло долгое молчание, все сидели с напряженными лицами, пытаясь осознать произнесенные гостем слова.
– Ахти, мил человек! Так ты от Паши Снегирева пожаловал, что ли? – только и выдохнула баба Шура, забыв вместе со всеми приложиться к рюмке. – Вот это новости, стало быть… Вот это да… А мы тут ее поминаем, как видишь…
Сердце у Ани снова забилось в непонятной тревоге, как давеча на холодном крыльце. Хотя – из-за чего же в непонятной? Вполне тревога понятная – родственничек у нее объявился… Как не тревожиться такому обстоятельству, да еще в такой день?
– Значит, он ваш отец… – осторожно произнесла Евка, с жадностью разглядывая гостя. – Ну, вы хоть представьтесь тогда, как вас зовут, а то мы и не знаем…
– Иваном меня зовут. Отец перед смертью очень просил меня съездить к Софье Григорьевне, вот я и приехал.
– Перед смертью? – снова ахнула баба Шура, всплеснув сухими ладошками. – Тоже помер Паша-то?
– Да… Два дня назад тоже на девять дней стол накрывали.
– Надо же… Прямо как в сказке – умерли в один день… Ну, или почти в один день… – с придыханием произнесла баба Шура, закатив глаза к потолку.
– Да в какой сказке, баба Шура, о чем вы! – перебила ее Евка, махнув рукой. – В сказке вон как красиво прописано – мол, жили всю жизнь счастливо и умерли в один день… А тут у нас другая история получается, правда, Ань? Потому что не жили всю жизнь счастливо, а в раздельности жили…
– Ну да, ну да! – покладисто закивала баба Шура. – Как Паша Снегирев уехал тогда в командировку, так и сгинул навсегда! Соня одна всю жизнь жила, без мужа… Сватались к ней, и не один раз, уж я-то знаю! А она ни за кого не пошла, потому что Пашу своего больше жизни любила. Так-то вот… А ты говоришь, не как в сказке… Да такая любовь только в сказках и бывает, если на то пошло!
– Она-то любила, да… А вот муж ее не любил, выходит… Если обратно не вернулся… – упорно гнула свою линию Евка.
– Да ты-то откуда знаешь? Сидишь тут, о чужой жизни рассуждаешь! Молодая еще, чтобы со старухами спорить, слышь? Если я говорю, что любовь промеж них большая была, значит, так оно на самом деле и есть! А почему не вернулся – это уж не нам судить. Любил, да разлюбил, может…
– Он любил ее! Очень любил! – вдруг довольно громко произнес Иван, поднимая глаза и обводя всех присутствующих за столом долгим и слегка смущенным взглядом. – Он так и просил ей передать, что любил… И что никогда не забывал…
– А отчего ж тогда не вернулся-то? – подавшись вперед, спросила баба Шура.
– Он… Он не мог, понимаете? Он нас пожалел… Его на постой к нашей матери определили, нас четверо у нее было, мал мала меньше. Мама больная была, работать почти не могла, мы пропадали совсем… Я самый младший был, это я его не отпустил тогда. Уцепился за колени и не отпустил. И у него не хватило духу мои ручонки от себя оторвать. Выходит, я в этом виноват, что он не вернулся…
– Так вы, значит, Павлу не родной сын?
– Нет. Я приемный. И все мы приемные – брат Николай, сестры Лиза и Настя. Он нас вырастил как своих. И всегда говорил, что у него других детей нет…
– Говорил, потому что не знал! – перебила его тихо Аня. – Мама ему просто не сказала ничего, понимаете? А на самом деле… Когда он в ту командировку уезжал, она беременная была. Просто ничего ему не сказала… Думала, когда вернется, тогда и обрадует новостью. А оно вон как получилось, видите…
– Выходит, вы брат с сестрой, что ли? Что-то я никак не пойму? – снова всплеснула ручками баба Шура. – И впрямь чем-то похожи…
– Да какие брат с сестрой, баба Шура, о чем вы! – досадливо отмахнулась от нее Евка. – Он же объяснил сейчас, что приемный! Это Аня родная дочь, роднее некуда! Вот и получается, что никакие они не брат и сестра, понятно?
– Понятно… Теперь понятно, что ж… Голова моя старая стала, не сразу соображает… Значит, отец перед смертью тебя попросил к Соне съездить, да, мил человек? Просил повиниться за него, да?
– Да, очень просил… Повиниться и поклониться. Но выходит, не успел он… Выходит, всего на два дня раньше умер, чем Софья Григорьевна.
– Ну да, ну да… Если вы девять дней два дня назад отмечали… Так все получается, мил человек. Не успел Паша Сонечке свой поклон отдать. Не успел…
Баба Шура помолчала немного, потом продолжила, тихо вздохнув:
– А уж как Соня всегда своего Пашу любила, я могу рассказать… Уж я-то знаю, мы с молодости подружками были. И не сердилась на него никогда, не обижалась… И про то письмо она мне тоже рассказывала, где он сообщал, что не может вернуться из-за чужих детишек. Я ей, помнится, говорю: «Что ж ты делаешь, глупая! Зачем сама мужика отдаешь, с ума сошла, что ли!» А она только молчит да улыбается своему чему-то… Потом уж я поняла, чему она улыбалась, когда беременной ее увидела. И снова уговаривала Паше обо всем написать, да так и не уговорила. Да она будто и не переживала вовсе, счастливая такая ходила, пузо свое оглаживала…
– Да, странная женщина была тетя Соня, я бы так не смогла, – коротко вздохнула Евка. – Ни за что бы так не смогла…
– А Соня такая была, у нее свое представление обо всем было! Тебе, Дунюшка, и не понять! – заступилась за подругу баба Люба. – Я ведь тоже тогда удивлялась, зачем она так поступила – ничего не сказала Павлу, что его дитя под сердцем носит. Спрашивала ее… А она в ответ одно твердит: «Если Паша так решил, значит, ему так надо. Я ему верю, что так надо. Мешать не стану. Если остался с четырьмя чужими детьми, значит, по-другому не мог…» Это тебе, Дунюшка, непонятно, а мне как есть все про Соню понятно. Она такая была, да…
Аня слушала этот диалог, улыбалась тихо. Ей тоже было все про маму понятно, как и бабе Шуре. А еще она пыталась потихоньку разглядеть Ивана так, чтобы он не заметил, что она его разглядывает. Хотя и ничего выдающегося в его лице не было, но чем-то оно взгляд притягивало, было в нем что-то такое…
Может, глаза? Умные и грустные, будто обращенные внутрь себя. Или эта глубокая складка на переносье… И тронутые сединой волосы на висках. В общем, лицо как лицо. Хорошее, интеллигентное. Но что-то в нем было особенное… Просто уловить не могла…
Он вдруг посмотрел на нее быстро, и пришлось отвести глаза, и даже смутилась немного – и впрямь, чего она его так разглядывает? Ведь он ей никто. Как выяснилось, никакой не родственник. Да, этого человека вырастил ее родной отец, но ведь и отца своего она никогда не видела!
