— Не долго, — ответил Луис.
Что-то он сегодня немногословен.
Прошло еще минут пятнадцать.
Со времени знакомства с Луисом я проникся к нему некоторым доверием. Все же от него был толк. И несмотря на все предпринятые меры предосторожности, не ожидал от сегодняшней поездки особых неприятностей, но происходящее в течение последнего часа мне решительно не нравилось.
Я нащупал на поясе кобуру пистолета.
Луис затормозил и остановил машину.
— Приехали, — сказал Сугимори.
И у моего горла сверкнул клинок, словно возникший из воздуха. Короткий меч или длинный кинжал. Я неловко шевельнулся, и на стали возникла капелька крови. Понял! Я оценил остроту.
— Тихо! Руки!
Я поднял руки. Японец мгновенно обнаружил кобуру, и пистолет перекочевал к нему. Профессиональным жестом провел по пиджаку. Заставил повернуться. Уж не служил ли ты в полиции, господин иезуит? Ничего не нашел. Повернул меня обратно. Заинтересовался бортами пиджака. Извлек жучок. Ах ты сволочь!
— Так, значит… Руки назад.
Связал. Очень крепко. Я поморщился. Впрочем, это давало надежду. Значит, сразу не убьют.
Рядом с нами проехал небольшой грузовик и остановился метрах в пятнадцати впереди. Из кабины выпрыгнул шофер и направился к нам.
— Тихо, — сказал Луис. — Будешь орать — убью обоих.
Он вышел из машины и захлопнул дверь. Заспешил навстречу незадачливому водителю.
Нет, я не утяну его с собой. Сам попался — сам выкручивайся. Меня переполняла злость. Сколько ж можно! Вечно я попадаю в истории, а потом меня приходиться выручать либо Марку, либо Господу. Все! Хватит! Теперь я справлюсь сам или погибну!
Я подполз к двери и попытался открыть ее зубами. Дверь не поддавалась.
До меня долетали обрывки разговора.
— Что-нибудь случилось? Не надо ли помочь?
— Нет-нет, — ответил Сугимори. — Все в порядке.
Раздался тихий щелчок, и дверь открылась. Я увидел, что шофер грузовика повернулся спиной и возвращается к кабине. Луис проводил его до машины и коснулся рукой кузова.
Тем временем мне удалось распахнуть дверь, и я начал выбираться на волю. Со связанными руками это оказалось крайне неудобным. Я опустил ноги на асфальт и с трудом выпрямился.
Грузовик тронулся с места, и Луис повернулся ко мне. Заметил, сволочь! Я бросился с дороги.
Трудно бегать со связанными руками. К тому же я не самурай. Сугимори был значительно проворнее меня.
— Стой! — услышал я за спиной.
Плевать! Так я и послушался!
— Стой, идиот! У меня твой пистолет!
Ага! Так ты и будешь стрелять вблизи оживленной трассы!
Впрочем, до дороги было уже метров сто.
Раздался выстрел, и я остановился. Сугимори подошел ко мне и взял за локоть железной хваткой. В другой руке он держал мой пистолет.
— Что ж, ты бежал в совершенно правильном направлении. Нам действительно в эту сторону.
И он потянул меня дальше.
— Что вам от меня нужно?
— Исполнения договора.
— Духовными упражнениями будем заниматься, по методу Лойолы? Две недели? Месяц?
— Не совсем. У меня есть друг, который умеет делать это за три дня. Правда, по европейским меркам, его методы могут показаться несколько жестокими. Просветление, иногда наступает непосредственно перед смертью. Зато рай обеспечен.
Я замолчал.
— Кстати, не надейся, что тебя скоро найдут, — заметил Луис. — Твой жучок теперь путешествует на грузовике того доброго самаритянина, который остановился нам помочь.
Мы шли по сосновому лесу, несколько мрачноватому из-за непривычно темных стволов. Только вершины были освещены ярким предзакатным солнцем. Как свечи на темном алтаре.
Тропинка пошла под уклон, и я услышал шум реки.
Мы вышли на берег. Рядом была привязана лодка. Я посмотрел на нее с недоверием. Слишком бурное течение.
— Залезай, — скомандовал Сугимори и выразительно покачал пистолетом перед моим носом.
Я нехотя послушался.
— Ложись на дно.
Японец достал веревку и связал мне ноги. Не менее жестоко, чем руки. Прокомментировал:
— Мне так спокойнее.
Столкнул лодку на воду и залез в нее сам. И мы понеслись вниз по течению. Надо мною летели оранжевые от заката листья деревьев, склонившихся над водой, и рассыпались радугами брызги волн. Нас кидало из стороны в сторону, и вода заливалась через борта, но Луис ловко обращался с веслом, и к моему удивлению, мы не перевернулись.
Где-то через полчаса течение реки стало спокойнее, и я смог собраться с мыслями.
Мысли состояли в основном из моих проклятий самому себе. Ну почему я ни разу не взял ни одного урока борьбы ни у Марка, ни у Варфоломея! Ну почему через год службы у Господа, я до сих пор с трудом представляю, как обращаться с пистолетом, а из автомата, хотя и стрелял, но мимо! Это уж наверняка!
Впрочем, такие приступы самобичевания случались со мной и раньше. Еще в школе мне ставили четверки по физкультуре исключительно из жалости, чтобы не портить аттестат. Единственное, на что я способен, так это взвалить на себя бумажную работу. И то с помощью Тэндзина. И зачем только Эммануил меня держит! Хотя он как-то сказал, что я человек «мистически одаренный». Следовательно, методика друга Сугимори должна сработать очень эффективно. Я горько усмехнулся.
Тем временем лодка причалила к берегу. Самурай развязал мне ноги и заставил выйти.
Мы снова карабкались по горам. Наконец, впереди показалась небольшая поляна и вход в пещеру под гладкой отвесной скалой. Перед входом у костра сидел монах в потрепанной рясе и что-то стряпал.
Он обернулся к нам. Посмотрел на меня, потом на Сугимори.
— А-а, привел! — весело сказал он.
— Да, сэнсей, — ответил Луис и почтительно поклонился.
Я внимательно изучал «сэнсея». Маленький японец, очень живой. И удивительно живые глаза. Я даже не сразу понял, что это глаза бессмертного.
— Садись, Эйдзи, поешь. Потом займемся твоим пленником.
Сугимори привязал меня к дереву рядом со скалой и сел на бревнышко у костра. Бессмертный разложил по тарелкам что-то отдаленно напоминающее кашу.
Я осмотрелся. Неподалеку от меня находился алтарь со статуей Святой Девы в виде богини милосердия Каннон
[72]. Я поразился сочетанию. Тысячерукая Царица Небесная меня несколько шокировала. А впрочем… Ей бы не помешала и тысяча рук.