Интеллигентный ками Тэндзин осуждающе смотрел на него.
— Не стоит так презрительно, ками Варфоломей. Юкио мне все равно, что ученик.
Я несколько обалдел от обращения.
— Извините, ками Тэндзин, не знал, — ответил Варфоломей.
— Лучше зовите меня «Сугавара-но Митидзане». Тэндзин — небесный бог! Ну, какой я Небесный бог? Занимаюсь Университетами. И Юкио помог с этой его западной премией. Хорошо, что он точно указал адрес Нобелевского комитета в своей молитве. Похлопотал. Заодно посмотрел страны западных варваров
[67].
«Страны западных варваров» было произнесено с интонацией, означающей «ничего там хорошего нет».
— А почему не Кавабате? Не помолился?
Кавабата Ясунари — вечный соперник Мисимы был обойден Нобелевским комитетом.
— У Мисимы стиль лучше.
— Как вы думаете — это серьезно?
— С захватом базы? Конечно! Юкио всегда мечтал о героической смерти. Успеть бы!
— А почему вы решили нам помогать, Сугавара-сан? Из-за Мисимы? — вмешался я.
— Не только. Ваш ками Эммануил сначала показался мне просвещенной личностью. И я принял его приглашение.
— Сначала?
— Да, до этого ужасного действа в стиле восточных дикарей
[68]!
Кто такие «западные варвары» я уже понял. Но «восточные дикари»? Американцы что ли?
— Он имеет в виду самураев, — шепнул мне Варфоломей, видя мое недоумение.
— Почему?
— Восточные дикари, Болотов-сан, самовольно узурпировали власть в Японии, поселившись сначала в Камакуре на востоке страны, а потом в Эдо, — объяснил Тэндзин.
— А я думал, что харакири — национальный обычай…
— Во-первых, сэппуку, молодой человек, а во-вторых, смертная казнь в нашей благословенной стране была отменена еще во времена императрицы Сетоку.
— Восьмой век, — просуфлировал Варфоломей.
— Потом, когда к власти пришли восточные дикари, традиции милосердия были, к сожалению, забыты. Да и чего ждать, если вместо императора страной постоянно правит непонятно кто? Сначала проклятый род Фудзивара
[69], потом эти солдафоны. Я надеялся, что ками Эммануил станет настоящим государем, сменив потомков Аматэрасу — слабый род, безропотно уступавший власть то министрам, то сегунам. Я слишком много времени посвятил изучению китайской философии, чтобы не понимать, что способности государя определяются не происхождением, а благой силой дэ. Но ваш Эммануил разочаровал меня, пойдя на поводу у диких обычаев.
Господь повернулся к нам и с интересом смотрел на Тэндзина. Тот спокойно выдержал этот взгляд. Не робкого десятка ками, покровитель наук Тэндзин.
— Надеюсь, что я вас еще очарую, ками Тэндзин, — с улыбкой сказал он.
Вертолет тряхнуло. Мы шли на посадку. Варфоломей был бледен, как туманная луна, и сделался еще бледнее.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил я.
— Прекрасно!
— Прекрасно он себя чувствует, — сказал Господь. У него теперь другое тело — тело духа. Вам всем это предстоит — пройти через смерть и измениться.
Я вздрогнул. Марк побледнел.
Варфоломей усмехнулся и положил мне руку на плечо. И я почувствовал жжение в знаке на руке, словно его смазали кислотой.
— Не бойся, Петр, — сказал Варфоломей. — Это не так страшно.
— Да, я видел.
— Тебе будет легче, — успокоил Господь.
Звучали выстрелы. Автоматные очереди.
У вертолета нас встретил японский полковник. Отдал нам честь. Поклонился Эммануилу.
— Ариеси Абэ, — представился он. — Командующий базы.
Господь кивнул и вопросительно посмотрел на него.
— Они захватили штаб.
— Сколько их?
— Человек двадцать.
— И вы два часа не можете с ними справиться?!
— Там компьютерный центр. Мы стараемся не применять минометы. Но мятежники окружены.
— У них нет шансов. Предложите им сдачу.
— Предлагали. Бесполезно.
— Понятно. Пошли.
Здание штаба, методично обстреливаемое со всех сторон, представляло собой печальное зрелище. Пустые глазницы окон, битое стекло у изуродованных пулями стен. Сомневаюсь, что от компьютеров что-нибудь осталось. Можно было смело применять и танки, и минометы и тяжелую артиллерию. Хуже не будет. По крайней мере, для компьютерного центра.
Мы укрылись в здании напротив. Отсюда тоже обстреливали. Два солдата с автоматами у окна. Непосредственно рядом с нами. Дадут очередь и укроются за простенком. И немедленно приходит ответ. Пули рикошетят по стенам.
Нам тоже выдали оружие, и я присоединился к солдатам. Мой военный опыт ограничивался сборами от Университета. Один месяц. Десять лет назад. Так что стрелял я не особенно искусно. Но и страха не было. Почти. Господь воскресит, я был в этом уверен.
— Здесь опасно… — сказал Абэ. Судя по всему, он никак не мог определиться с обращением к Эммануилу.
— Мне нет, — ответил Господь и встал у окна.
Варфоломей подошел и встал рядом с ним. Пули их не замечали.
— Дело не в компьютерах, Господи. Они берегут Мисиму. Лауреат Нобелевской премии — Национальное сокровище
[70]. Это его официальный титул.
— Нельзя сказать, что они совсем неправы.
К окну подошел Тэндзин и встал рядом с Господом, почти не оставив мне места.
В углу комнаты, в позе лотоса воссел Хатиман и погрузился в медитацию.
Господь презрительно смотрел на мои тщетные усилия казаться хорошим солдатом.
