27.04.2016 Конечно же, всегда остаётся возможность существования параллельных измерений, зелёных человечков или божественного вмешательства… Хотелось бы мне сейчас верить в хоть что-то из этого. Но я не верю, и кубы не существуют. Они возникают из ничего и, следовательно, сами являются ничем. И всё же они кажутся такими реальными – я могу поранить о них руку. А ведь и правда могу, даже кровь пошла.
30.04.2016 Наука действует путём обобщения; мой стол состоит из атомов, из таких же кварков и электронов, что и кубы, – значит, он тоже не существует. Как и стены, пол, потолок.
04.05.2016 Теперь я понимаю, почему открытка не была подписана и на посылке не стояло ничьё имя. Китайский изобретатель наверняка пришёл к тем же выводам, что и я. Имена не имеют значения. Мысли не имеют значения. Речь не имеет значения. Говорят, что сознание – это эмерджентное свойство мозга, но разве что-то может возникнуть из ничего? Нет никакого мозга, никаких нейронов, нет меня, меня нет, меня нет, меня нет.
10.05.2016 Мы не воздух и даже не свет; мы лишь контуры, очерчивающие ничто.
На этом текст прерывался. Хоуторн посмотрел в открытое окно и попытался представить себе последние мысли доктора Мейерхофера перед прыжком. Испытывал ли он отчаяние? В спальне было несколько тысяч кубов; должно быть, перед кончиной профессор непрерывно нажимал на кнопку по крайней мере в течение суток.
Хоуторн перевёл взгляд на устройство и с минуту смотрел на него. Двигаясь как во сне, его большой палец надавил на красную кнопку. Через десять или пятнадцать секунд чёрный куб выкатился из отверстия и ударился о груду своих близнецов. Детектив помедлил, разглядывая коробочку.
Затем он снова нажал на кнопку.
Дорога на Вавилон
(впервые опубликовано в журнале The Sockdolager, июнь 2015-го)
Предисловие от автора
«Вавилон» был вторым рассказом, написанным мной профессионально (то бишь с корыстолюбивым намерением опубликоваться), и вторым же моим рассказом на английском языке. В силу этого он должен был бы представлять наименьший интерес в данном сборнике – но не тут-то было…
Боже милосердный, сколько же здесь параллелей с «Башней». 2015-й был давно, чек на сто баксов, который я получил тогда за рассказ, много лет как спущен на рестораны и выпивку – я и думать забыл про «Вавилон», когда принялся за повесть в январе 2020-го. Я смутно припоминал, что когда-то уже писал про некое гигантское сооружение и псевдоинопланетную расу, но все детали остались в предыдущем десятилетии.
В рассказе явно прослеживается влияние знаменитой новеллы Теда Чана – не помню, осознавал ли я это тогда. Интересен «Вавилон» в основном тем, что демонстрирует, как некоторые тематические элементы могут созревать в голове годами. Прочитавшим «Башню» предлагается поиграть в интересную (ладно, ладно, согласен, интерес тут сомнительный) игру «Найди десять отличий».
* * *
Под конец каждого дня, когда время позволяло, я проводил по меньшей мере десять минут на балконе. С него открывался вид на рыночную площадь, и я смотрел, как лавочники сворачивают ковры, как торговец специями аккуратно складывает свои многочисленные склянки в сундук, доходивший ему до пояса, как уличные факиры выдыхают последние языки пламени перед закатом.
Днём в пустыне выцветают все краски, и лишь в короткий промежуток перед наступлением сумерек Вавилон показывает своё истинное лицо. Он похож на детский рисунок – всё слишком насыщенно, слишком броско; цвета перетекают туда, куда не должны, здания вдали сливаются с небом, а недостроенная Башня почти касается облаков.
Два тикалинских воздушных корабля – «небесные колесницы», как я назвал бы их несколько лет назад, – приближались к городу с запада.
– Син-или, заходи внутрь, любовь моя, или твой туоко перегреется, и чайник расплавится.
Иногда в моём аскетичном вечернем ритуале находилось место туоко – лёгкому травяному наркотику, который принесли с собой гиганты. Его потребление теперь было широко распространено во всех тикалинских городах; в умеренных количествах туоко практически не имел побочных эффектов, но помогал расслабиться и немного притупить сознание.
Лёгкий ветерок услужливо раздвинул передо мной занавески. Зная мою любовь к уюту, Нину зажгла чайные свечи в керамических подсвечниках – одну на столе, одну на книжной полке.
Я наполнил миску туоко и сел на краешек кровати, наблюдая за ней.
Во тьме моя жена была силуэтом – её волосы чёрной волной падали на плечи, юбка платья расходилась высоко на бёдрах – слишком высоко, на мой вкус. Полагаю, она надела его, чтобы позлить меня – всё это было частью игры, как говорили в Вавилоне.
– Как прошёл твой день? – спросила низким и бархатистым голосом.
– Я видел, как человек умер, – сказал я. – И к тому же тикалинец. У него были жуткие ожоги по всему телу.
Нину повернулась ко мне:
– Тикалинец?
– Они сказали, что это… как же они это назвали… Диверсия? Я не знаю такого слова.
Она помолчала.
– Я тоже.
– Давай поговорим об этом в другой раз, не хочу портить вечер.
Нину бросила в мою сторону раздражённый взгляд, но затем, как это часто бывало, её недовольство сменилось странным выражением, которое я не мог точно определить, но которое, как я отчаянно надеялся, было любовью. Я бы дорого заплатил, чтобы узнать, что она видела на самом деле, когда смотрела на меня. Нину настолько отличалась от всех других женщин, которых я знал, что мне было не с кем её сравнить. Я улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.
– Посиди со мной, – сказал я.
– Раз ты настаиваешь.
Одним изящным движением она скользнула на кровать позади меня и стала разминать мои плечи. Но я хотел не массажа, обернувшись, я обнял её. Затем мы занялись любовью, а после мир затих и уснул.
* * *
Если кто-нибудь скажет вам, что где-нибудь, когда-нибудь существовало место более пышное или таинственное, чем Вавилон, не постесняйтесь обвинить его во лжи.
Я помню, как шесть лет назад пришёл в город, чтобы работать на Башне; как таращился на воздушные корабли, сверкавшие на фоне прозрачного неба, и на огромные трубы, переносившие воду с гор. Но лишь когда я миновал ворота, Вавилон по-настоящему взял меня в свой плен. Улицы шириной с небольшую речушку, террасы садов у входа в каждый второй дом, окна и балконы с чужими, не от мира сего узорами; а среди всего этого – монументальные фигуры существ, которых можно было бы принять за людей, если бы в среднем в нас было по три метра росту. Тикалинцы передвигались по городу исключительно «верхом», сидя, скрестив ноги, на квадратных платформах, паривших на уровне пояса; к каждой платформе по углам были прикованы четыре Человека-из-Грязи – автоматона, как меня позже научили их называть.
Когда я пришёл в мастерскую, там уже собралась перешептывавшаяся, переминавшаяся с ноги на ногу и явно чувствовавшая себя неловко толпа. Сама мастерская оказалась не такой, какой я её себе представлял, – я думал, что окажусь в хибаре плотника, но вместо этого попал в тускло освещённый сводчатый зал, настолько большой, что стены и потолок терялись в полумраке. Это был переоборудованный храм.
