Но он посмотрел – за окном находилась комната с охристыми стенами. «Детская», – подумал Эрик: люлька у кровати, рождественские звёзды, отражавшие уличные огни. Дары трёх волхвов.
Майкл похлопал его по плечу.
– Что там?
– Сам посмотри.
– Не, я не подглядываю.
Эрик отступил назад.
– Только что вошла девушка. С мужем… кажется. Пойдём.
Они брели по тротуару, и Эрик сказал:
– Она держала на руках ребёнка. Прекрасного малыша.
– С каких это пор ты любишь детей?
– Да ни с каких.
Майкл сказал:
– Ну так что, дружище, мы с тобой сколько уже не виделись – год? Я слышал, ты на прошлое Рождество ездил в Мадрид.
– Я мало что помню. Всё как в тумане – наверное, всё время был под мухой.
– Хорошо, хорошо. Ничего удивительного, учитывая, что ты тогда расстался с…
– Расстался? С кем?
– Ни с кем, ни с кем. Забудь.
Эрик обернулся и снова посмотрел на окно, повинуясь какому-то неосознанному чувству. Затем его охватило желание, почти что необходимость, взять этого ребёнка на руки, прижать к себе, увидеть, как тот обнимает игрушку. Он не знал, откуда взялось это желание, и тряхнул головой, чтобы его отогнать. Но позже, в баре, когда чьи-то губы поцеловали его в щёку и окутали запахом дешёвых сигарет, он всё думал о той комнате, о девушке и ребёнке – и странная горечь поднялась в нём, тёмная, медлительная.
Сродни коррозии.
Вниз по реке, где молчит вода
В её мире существовал лишь магазин сладостей, квартира и путь между ними. После похорон Дэниела миссис Эпплби перестала звонить своей матери; потом подруга её детства Прю переехала в Лондон, и миссис Эпплби перестала разговаривать и с ней тоже. А затем однажды в субботу она проснулась и поняла, что запланированное чаепитие с девочками больше не радует и даже не вгоняет её в скуку. Ей стало все равно.
В таких случаях люди обращаются к детям, но у них с Дэниелом их никогда не было, и мир миссис Эпплби сжался, пока магазин не превратился в единственный пункт назначения.
Она обошла стойку со сладостями: пудинги, пирожные «Виктория», бисквиты с орехами – все выглядели примерно одинаково. Выбрать один из них означало утратить предлог, чтобы остаться; означало дорогу домой мимо квадратных домов цвета дождя. Ей нужно было продлить процесс выбора, сделать вид, словно ей действительно чего-то хотелось.
Она подумывала о том, чтобы перейти к шкафчику с шоколадными сигарами, когда входная дверь со скрипом отворилась – и в магазин вошло нечто слепое и глухое.
Мурашки поползли по спине миссис Эпплби, и в мыслях всплыл датский дог, который когда-то был у друга Дэниела – Джо Редмонда. После того как катаракта сожрала глаза пса, бедняга стал врезаться в заборы и идти вдоль них, как по рельсам. Бумажный человек проделал то же самое с витриной, и два куска пирога баноффи, которые кто-то по неосторожности поставил наверх, хлопнулись на пол, разбрызгав сливки.
Существо представляло собой слияние пожелтевших газет, спрессованных в человеческую фигуру. Оно подалось вперёд, и миссис Эпплби попыталась попятиться.
Владелец магазина стоял по стойке смирно за прилавком, уставившись на бумажного человека.
– Эй, ты там смотри у меня.
Витрина покачнулась и зазвенела, словно в ней лежала мелочь. Ещё двое посетителей – высокая женщина в плохо скроенном зелёном платье и парень, похожий на сердитого Марлона Брандо – придвинулись ближе к владельцу, который закатал рукава, обнажив худые руки, покрытые пигментными пятнами.
– Выметайся из моего магазина! Чего тебе нужно? Убирайся к чёрту!
Бумажный человек продолжал скользить вдоль витрины.
В этот момент миссис Эпплби поняла, что снова может двигаться. Оцепенение прошло и оставило одну лишь мысль: «Бедолага».
Существо, должно быть, весило всего несколько килограммов; что оно могло ей сделать? Почему оно должно было что-то с ней сделать? С каждым годом их всё меньше бродило по городу; этот был первый, которого она увидела за много месяцев.
Бумажный человек замер у полки, на которой стояла механическая «пьющая птичка». Ссутулившаяся спина, совсем по-человечески опущенная голова – мисс Эпплби подумала, что если прищурится, то сможет принять его за настоящего человека, который о чём-то задумался.
Когда владелец магазина выпрямился, чтобы выдать ещё одно «убирайся отсюда», она сказала:
– Он, наверное, вас не слышит.
Три пары глаз уставились на неё, и миссис Эпплби прибавила:
– Они ориентируются на ощупь и по движению воздуха. Я когда-то читала об этом в газете. Не думаю, что он настроен враждебно.
Словно в ответ, бумажный человек протянул руку к механической птичке.
– Он игрушку, что ли, хочет? – спросила женщина в зелёном платье.
– Ну уж её-то он точно не получит, – сказал владелец, но не сдвинулся с места и вместо этого скосил глаза на Брандо.
Тот пожал плечами:
– Зажигалка есть?
– Да, да, должна быть. – Владелец похлопал себя по карманам. – Хорошая мысль. Где-то у меня должна быть зажигалка.
Миссис Эпплби шагнула к стойке.
– Он же ничего не делает. Никому не вредит. Смотрите, ему просто нравится птичка.
Бумажный человек оставался у полки, стоя к ним спиной, как мальчишка, которого родители поставили в угол. «Колебания», – догадалась она. Клюв птицы качался, создавая движение воздуха, которое привлекло существо.
– Да, я слышала, что их нужно сжигать. – Женщина в зелёном платье кашлянула в ладонь.
– Послушайте, не нужно никого сжигать, – сказала миссис Эпплби. – Давайте я вынесу птицу наружу, может быть…
Владелец покачал головой:
– Ну уж нет. Птица принадлежит Августине.
– Кто такая Августина? – спросила женщина в зелёном платье, но никто не обратил на неё внимания.
– Ладно, – сказала миссис Эпплби. – Хорошо, тогда давайте я куплю у вас игрушку? Как насчёт одного фунта?
– Она принадлежит Августине. Пять.
– Ладно.
Проходя по магазину сладостей с механической птицей в руках, миссис Эпплби чувствовала себя ребёнком. За спиной она услышала приглушённый шелест бумаги – бумажный человек двинулся за ней.
Оказавшись снаружи, она на первом же перекрёстке поставила птичку на тротуар. Минуту спустя что-то заставило её обернуться – бумажный человек всё ещё следовал за ней, метрах в десяти позади. Она отмахнулась от него:
– Брысь! Иди к игрушке!
«Ой-ой, – подумала она. – Махать как раз не стоит. Размахивание руками, наоборот, привлечёт его».