«Нет, – подумал он, – нет, я туда не вернусь. Не вернусь». Но глубоко внутри та его часть, что взвешивала возможности, проверила весы.
И он знал, на какую сторону склонилась чаша.
9
Девушка открыла ему дверь, и золотые огни бальной залы на миг ослепили его.
Шэй не знал, как её зовут – в конце концов, она была всего лишь сопровождающей, – но ему она казалась воплощением столичного лоска: светлые волосы, убранные в сложную косу, миндалевидные глаза, подведённые сурьмой, обнажённые предплечья.
– Первый раз на Красном холме? – Она одарила его совершенной улыбкой.
– Что, так очевидно? – спросил он, а затем неуклюже прибавил: – Это всё, о чём я когда-либо мечтал.
– Привыкнете. Не переживайте, все привыкают. Всё у вас будет хорошо.
Он так и не узнал её имени и никогда больше её не видел, но навсегда запомнил тот момент, когда она похлопала его по плечу и подтолкнула ко входу в зал, к золотым огням и к красивым людям, кружившимся в вальсе.
Стоя на коленях на избитой дождём улице, он вспомнил те подведённые глаза; они смотрели на него, словно говоря: «Ты можешь всё это вернуть. Ты можешь заполучить всё это, и даже больше».
Часть III
«Тюльпаны»
1
Доктор молча завернул свои инструменты в чёрную бархатную ткань. Медный шприц, стерильно-белый ланцет, зеркало. Шэй хотел открыть рот, но от морфия его лицо превратилось в резиновую маску.
Из присутствовавших в комнате лишь его сестра озвучила вопрос, который, должно быть, крутился у всех в голове:
– Теперь он станет дурачком?
И ещё до того, как доктор успел ответить, мать разрыдалась.
– Кэтрин, прошу тебя, – сказал отец, кладя свою руку – грубую, как наждак, – ей на плечо.
Не дрогнув, Лена сделала шаг вперёд.
– Он останется прежним?
– Скорее всего. – Доктор побарабанил пальцами по чёрному свёртку. – У него сотрясение, но, похоже, ничего серьёзного. Зрачки одинаковых размеров. Должен сказать, это чудо, учитывая высоту дерева. Конечно, завтра мы узнаем больше. Ему нужен покой… и дайте ему воды, но не кормите, иначе он может подавиться собственной рвотой.
Они гуськом вышли из спальни, Лена последней.
Когда Шэй снова открыл глаза, между занавесками были звёзды.
Дверь скрипнула, впустив черноту из коридора, а вместе с ней – его сестру с подносом, от которого пахло теплом и выпечкой.
– Кажется… – Его голова закружилась, но он хотя бы мог говорить, что уже было хорошо. – Кажется, доктор сказал не кормить меня.
– Ну и что? – Она опустила поднос, а затем и сама опустилась на кровать рядом с ним. – Готова поспорить, ты не подавишься. Кто угодно, только не мой брат. И потом, бабуля испекла чёрные трюфельные вафли.
– Пахнет здорово.
– На вкус не хуже. Давай, открывай рот.
Несколько минут двое двенадцатилеток жевали в унисон.
– Я тут подумала, – сказала Лена. – Знаешь, что мы с тобой сделаем, ты и я?
– Что?
– Угадай.
– Попросим бабушку испечь ещё?
– Когда мы вырастем, я хочу открыть красивую мастерскую, – сказала она. Ветер дохнул в окно, прядь за прядью перебирая её волосы. – Будем делать стулья и столы, как на тех картинках из столицы. Может быть, даже шкафы.
– Принцесса-плотник.
Даже в темноте он смог угадать намёк на улыбку.
– Ну давай. Смейся, смейся – поднос с вафлями-то у меня. – Она замолчала, и он увидел отражение в её глазах – луну или звёздный свет, а может, будущее. – Я просто не хочу, чтобы мама расстраивалась, покупая новую мебель. И я хочу, чтобы мастерская принадлежала тебе и мне, братец. Я хочу, чтобы это место было твоим и моим.
* * *
– Это ведь не предательство, правда?
Белый росчерк во дворе оуэнбегского замка – незнакомая Шэю женщина ждала кого-то или чего-то.
Он прислонился к оконной раме.
– Сестрёнка, мне нужно с кем-нибудь поговорить. Я уже знаю, что они мне ответят – Эйдан, Бриэль. Так что я притворюсь, что она… – он указал на женщину пустой бутылкой из-под виски, – …это ты. Скажи мне, можно ли простить то, что я собираюсь сделать.
Перед его мысленным взглядом под золотыми огнями кружились силуэты, мужчины и женщины сходились и расходились в танце.
– Я хочу быть там. При королевском дворе на Красном холме. Всегда хотел. Мы оба чего-то хотели от жизни, правда ведь? Ты понимаешь. Я и не мог представить, что моё изгнание – это проверка, сестрёнка.
Разве за восемь лет, проведённых на Холме, он хоть раз видел, чтобы кто-нибудь прекращал вальсировать? «Забавно, что в танце ты совершаешь каждый шаг по своей воле, – подумал Шэй, – но при этом всё время движешься по пути, который для тебя наметил кто-то другой».
– Проклятье, сестрёнка… я могу стать преемником Дэлин, можешь себе представить? Если я верно разыграю свои карты, если спасу башню. Если исправлю то, что наворотил раньше. Слушай, мы можем… мы ведь можем поступить так…
Женщина повернулась и посмотрела в его сторону. Он выпрямился – «Она меня услышала?» – и легонько потянул за занавеску.
– Давай поступим вот как, – прошептал он. – Теперь, когда я здесь, всё по-другому. Я знаю риски. Я лично прослежу, чтобы все, кто работает с «тюльпанами», были должным образом подготовлены. Не будет ни несчастных случаев, ни искорёженных стен, никакой больше крови. Мы ведь можем так сделать?
«Я пытаюсь заключить сделку с собственной совестью, да?»
Внизу во двор вышел мужчина; он подбежал к женщине и закружил её в своих объятиях.
2
– Я могу достать новые устройства дракири, – сказал Шэй. – Но ты должна пообещать мне, что не позволишь подмастерьям работать без присмотра.
– Обещаю. Я обещаю. – Бриэль сидела на диване, на том же самом месте, где он нашёл её две недели назад с наполовину выпитой бутылкой вина. Только теперь её плечи были расправлены, от отчаяния не осталось и следа. – Что заставило тебя передумать?
Шэй не ответил и посмотрел на Эйдана, стоявшего у окна. Тот произнёс:
– Вы всё ещё не сказали нам, где собираетесь взять эти устройства.
– Это имеет значение?
– Для меня имеет.
«Из-под люка из палисандра», – почти ответил Шэй.
– Они в заброшенной мастерской в Мускусной долине.
– В Мускусной долине? – Затянутые в перчатку пальцы скользнули между занавесок, и Эйдан глянул на что-то снаружи. – Там, кажется, город… как же его? Оуквейл?
– Оуквиль.
– О скольких устройствах идёт речь? – спросила Бриэль.
