– Вы много кого осуждаете, нет?
– Я осуждаю черты. Слабость. Глупость. Бестолковость. Склонность к излишествам.
Шэй отвернулся от лица с уховёрткой. Мир снаружи потерял цвет, превратился в тиснение, замер.
– Как обстоят дела при дворе? – спросил он.
– Смотря о ком вопрос. Что хорошо вам, думцу – смерть.
– Сочувствую.
– Не стоит. Это ваша страна, и вы вольны давать возможности кому захотите.
– Я…
– Тссс.
В тишине дыхание Эйдана было таким же ровным, как и за минуту до этого. Из-за деревьев выступила лошадь; её всадник поднял факел, и жёлтый круг пополз под сводчатым проходом по каменному полу, остановившись в метре от носков сапогов Шэя.
«Чёрт».
Но время шло – полминуты, минута, – всадник явно медлил, пока огонь у него в руке отплясывал в темноте небольшой танец.
– Что он делает? – шёпотом сказал Шэй.
Всадник что-то прокричал на думском языке.
– Что…
– Тссс.
Секунды тянулись, отмеряемые пульсацией факела. Затем часовой развернул лошадь и исчез в лесу.
Шэй со свистом выдохнул.
– Почему он не?..
– Могу лишь предположить, что дело в суеверии. Некоторые считают, что, если двое войдут в подобное святилище, один из них умрёт. Видите ли, – Эйдан усмехнулся, – часовой не догадался, что нас внутри уже двое.
– Вы знали, что это святилище здесь?
Эйдан посмотрел на него.
Сова снова заговорила, на этот раз ближе.
– Подручный Патрика наверняка уже вернулся к основной группе.
Когда у входа Шэй оглянулся, лицо с уховёрткой по-прежнему смотрело на него из тени.
8
Теперь, зная о склонности его кобылы громко выражать своё недовольство, они прошли последние полкилометра до Полтавы пешком.
Первым из темноты вынырнул обветшалый забор с привязанными к нему тремя гнедыми лошадьми. Затем возник дракон, и ещё один, и ещё – деревянные фигурки, оседлавшие гребни крыш – или это были поленья, которые кто-то вытащил из костра?
Как там говорил герцог? «Посмотрите, что они сделали с деревней, и сами всё увидите». Раскат грома прокатился над Шэем как неваляшка – слева направо, справа налево, – и дождь зарядил сразу же в полную силу, отчего ожоги на домах стали казаться свежими.
Несмотря на все разговоры о Полтаве, деревенька была крошечной, не более пятидесяти домов – и половина из них представляла собой обуглившиеся остовы: смерть по одну сторону улицы, жизнь – по другую.
– Почему же они не отстроятся заново? – спросил Шэй.
– Это запрещено специальным указом.
– Почему?
– Чтобы люди помнили.
– Признаю, я не специалист по истории, но разве не Дума устроила здесь резню?
Эйдан сказал:
– Зависит от того, чьей версии событий вы больше верите.
– Герцог, например, так думает.
– Значит, так и есть, верно? Раз уж герцог так думает.
На живой стороне, за потоками дождя, тлели светлячки окон.
Шэй сказал:
– Как вы считаете, куда направился Патрик?
– Патрик поступает, как привык. Смотрите, вот он приехал. Собирается найти диверсантов; каков его дальнейший шаг? Опросить местных. Они, конечно же, скажут ему, что не слышали ни о какой тайной встрече – что будет чистейшей правдой. Но, зная Патрика…
– Он решит, что они укрывают преступников.
– И что он будет делать дальше?..
– Очевидно, обыщет дома.
– Раз, два, три, четыре. – На счёт «четыре» дверь в середине улицы распахнулась, впуская тепло в дождливое одноцветие. Наружу вышли трое.
Эйдан откинул со лба мокрые волосы.
– Патрик! Патрик!
Самый высокий силуэт повернулся, как кукла в театре теней.
– Мы здесь, Патрик.
Последовало секундное замешательство, кашель, лай голосов. Затем три силуэта направились к ним.
«Начинается». Шэй утёр воду с лица. Он должен был ощутить прилив адреналина, предвкушение возмездия, но всё это имело дурной привкус – беременные свинцом облака, наполовину сожжённая деревня, даже засада на человека, который пытался его убить.
– Эйдан! – донёсся из дождя голос Патрика. – Что вы здесь делаете?
– А на что это похоже?
«А вот он этим наслаждается, судя по всему».
Советник герцога остановился в нескольких метрах; серые нити прошили воздух, превращая его лицо в невыразительную маску. А вот что было ощутимо и грубо, так это тяжёлый арбалет, который держал на изготовку тип справа от Патрика.
– Привет, Эшкрофт, – голос советника тоже звучал бесцветно. – Похоже на то, что меня подставили.
Эйдан улыбнулся:
– Нам надо поговорить.
– Так кто же на чьём поводке? Эшкрофт на вашем или вы – на его? Я должен был догадаться, что нельзя доверять думцу.
– Все о чём-то сожалеют, Патрик.
– Я ни о чём не сожалею. Если вы не заметили, в ваше нахальное лицо смотрит арбалетный болт.
– Надолго ли, вот в чём вопрос.
Не говоря ни слова, мужчина с арбалетом прошёл под дождём, пересёк невидимую черту и замер рядом с Эйданом.
– Колм, какого чёрта ты творишь?
Эйдан присвистнул.
– О, сладкая сила золота.
– Вы все покойники. Ты тоже, Колм, – несмотря на свои слова, Патрик сделал шаг назад. – Ты ещё со мной, Дуэйн?
Тот, кого он назвал Дуэйном, заметно колебался, переминаясь с одной ноги на другую.
– Дуэйн?
В этот момент, повинуясь импульсу, словно наблюдая за собой со стороны, Шэй сказал:
– Дуэйн не дурак. Он знает, насколько неудобно ему будет добираться до границы с увечьем – причём с любым.
«Я правда сейчас это сказал?»
– Дуэйн!
– Выбор за вами, Дуэйн, – сказал Эйдан.
Мужчина втянул голову в плечи, подался вперёд. Торопливо просеменил мимо них. Через секунду его шаг перескочил с анданте на аллегро – он бросился бежать.
– А теперь мы можем обсудить расстановку сил.
– То, что Эшкрофт сказал об увечьях, – вас это тоже касается. Без боя я не сдамся.
Дождь перешёл в морось так же резко, как и начался, открыв лицо Патрика, чуть ссутуленные плечи, костлявые колени.
– Я вас не трону, Патрик, – сказал Шэй.
