Желудок Шэя свело, и его чуть не вывернуло наизнанку.
«Мне нужно что-то предпринять, причём быстро».
Лена была по меньшей мере вдвое сильнее его, да, но он больше весил.
Он врезался в неё плечом, и они оба повалились на полупромёрзшую осеннюю землю.
– Зачем вы это сделали? – Она оттолкнула его, он скатился с неё и повалился на траву. – Я бы с ним справилась. Я бы его успокоила.
– Тссс, – сказал Шэй, указывая на коня, который нырнул под ветви вяза и исчез за деревьями.
– Что?
– Я никогда не видел чистокровного скакуна таким напуганным.
Его собственная кобыла мирно жевала травку неподалёку.
– Никогда так больше не делайте со мной. – Лена хлопнула его по руке. – Вы что, пьяны?
– Он мог сбросить вас и растоптать. Или ваша нога зацепилась бы за стремя, и он протащил бы вас по лесу, как мешок.
Отдышавшись, она сказала:
– Куда делся олень? Он убежал обратно на тропу?
«Он исчез», – хотел сказать Шэй, но теперь, когда бренди ослабило хватку, он больше не был в этом уверен. Он закрыл глаза и попытался вспомнить, как всё было, но керосиновый привкус во рту всё время мешал ему.
– Я не знаю, Лена.
– Вы были позади меня. Если он вернулся на тропу, то должен был пробежать мимо вас.
Он покачал головой.
– Значит, вы всё-таки пьяны. Сколько вы выпили? Подождите, не говорите мне. Не могу поверить, что пошла с вами на охоту. – Глядя в небо, она подтянула колени к себе, вдруг приняв беззащитный вид. – Я что-то видела. Вспышку. Разноцветную.
– Что, радугу?
– Нет. Забудьте. Наверное, мне просто привиделось… Я отвлеклась, тогда олень и сбежал.
Лена перекатилась на бок и стала подниматься, однако снова упала, на этот раз на Шэя.
– Проклятье. – Она рассмеялась. – Моё бедро адски болит; наверное, я потянула мышцу.
– Вы – единственная женщина из всех, кого я знаю, кто счёл бы это смешным, – сказал он.
От неё пахло костром, и он почувствовал на губах вкус клубники.
– Что вы делаете? – спросила она.
– Извините. Этого больше не повторится.
– Я сказала вам не сбивать меня больше с лошади. Я не говорила вам перестать делать то, что вы сделали только что… я просто задала вопрос.
Когда они снова оторвались друг от друга, он сказал:
– Вы – самая красивая… из всего, что я видел в жизни.
– А от вас несёт бренди.
И затем все остальные кусочки мозаики поблёкли – олень, башня, исчезновение, – оставив лишь волну чёрных волос, глаза, губы, и тело, прижимавшееся к нему.
4
Они вернулись в замок на его кобыле – она держала поводья, он сидел сзади – и проскользнули в его покои, как парочка детей, сбежавших из дома, чтобы поиграть в опасную игру.
Секс был неистовым. Она больше не давала ему целовать её или даже помочь ей раздеться; они сорвали с себя одежду, как два бойца в разных углах ринга, после чего она толкнула его, уложив на спину, и оседлала.
Он словно смотрел на происходящее со стороны, но при этом ощущал необычайную чувственность момента, то, как удовольствие доставлялось ему и как он отвечал на каждое движение. Они не отрывали друг от друга глаз, и она прикрыла их лишь под конец, когда в них обоих что-то разорвалось.
Позже, лёжа на боку, спиной к нему, она сказала:
– Я не такая. Я не такая, Шэй.
Блаженство постепенно превратилось в далёкий отзвук. Он изучал плафон на потолке – плохо прорисованного пухлого ангела, в сумерках протягивающего оливковую ветвь выглядевшему растерянным охотнику. Он мог попросить её объяснить, но разве это что-нибудь бы изменило? Она была не такая, потому что секс с ней обычно был нежным? Или потому что она не имела привычки ложиться с мужчиной, будучи любовницей другого?
Шэй провёл пальцем по изгибу её бедра, и в нём поднялась горечь, досада – на неё, на герцога, на самого себя: он подумал, как же завидует этому идиотскому ангелу, как бы ему хотелось тоже жить в этой картине, в навеки застывшем моменте заката, где свет никогда не рассеется.
Она встала и подняла свои брюки.
– Кажется, туда попал одуванчик.
– У тебя в волосах ещё один. Давай помогу.
– Спасибо, я справлюсь.
Она подошла к винному шкафу, открыла его.
– Ты ведь не выпил всё это в одиночку, а, Шэй?
Было бы что-то глубоко неправильное в том, чтобы лгать женщине, с которой он только что переспал.
– Меня снабжает мальчишка Дэниел.
– Почему?
– «Почему» что? Почему он меня снабжает или почему я пью в одиночестве?
– Почему ты пьёшь?
«Держи рот на замке, Шэй». Но слова подкатили к горлу, и он больше не смог их сдерживать.
Он приподнялся на локте и сказал:
– Я уничтожил башню, Лена. Ну, не буквально, но я помог её разрушить. Королева отправила меня сюда проследить, чтобы она была построена, а я не справился. И по ходу дела разрушил себя самого.
Когда она повернулась к нему, её лицо застыло в ничего не выражавшей маске.
– Что, прости?
– Башня рухнет в ближайшие два месяца.
И тогда маска растаяла, а закат превратился в рассвет – Лена прыгнула на кровать и стиснула его в объятиях. Сдерживаться она не стала.
– Ты… меня… раздавишь.
– Прости.
Он втянул ртом воздух. Её лицо вернулось в фокус – раскрасневшиеся щёки, широкая улыбка, – и он ощутил укол ревности оттого, что всего через несколько минут после их близости что-то другое стало источником этой чистой, нефильтрованной радости.
– Я и не знал, что ты настолько ненавидишь башню.
Она прищурилась, глядя на него.
– Но ведь я показала тебе книгу. Я подумала, что именно поэтому ты…
– Лена, это была очень яркая история, но нет. Я приехал сюда, увидел проблемы. Я думал, что смогу всё исправить, вот так запросто, – он щёлкнул пальцами, – и не потрудился действительно во всём разобраться.
– Ты меня с кем-то путаешь – я не читаю сказки, Шэй. Проблемы… Полагаю, Бриэль или кто-то из инженеров допустили ошибку?
– Я не могу тебе об этом сказать.
Признавшись, он испытал облегчение, которое сразу же улетучилось, оставив за собой ощущение начала конца. Он вдруг понял, что до этого момента глубоко внутри лелеял остатки надежды, ждал, что случится чудо или что Бриэль найдёт решение. Теперь же он бросил в воду последний камень, дав ему утонуть.
