Маршал принял меня в палисаднике у хаты, где он, в галифе и майке, в тапочках на босу ногу, изволил чаевничать, поглощая румяные блины с вареньем и топленым маслом.
– Садись, комиссар, поснедаем. Пошто задержался? Третьего дня ждали. – За простецким выражением лица он пытался скрыть свое недовольство задержкой. Я не стал говорить ему о том, что происходило под Ленинградом.
– Тащ маршал, я получил приказание прибыть в Москву 2 августа, в ночь на третье. Назначение получил утром, сегодня, 4 августа. Днем третьего, по приказу Ставки, вывозил новые немецкие танки из Мги. Мое перемещение сюда Ставка увязала с вывозом этих трофеев.
– Что-то стоящее?
– Трудно сказать, увидим. Три из четырех машин идут в наш адрес литерным.
– Это ты хорошо сказал: в наш адрес! Мне не совсем понятно, почему мне запрещают использовать пятую ударную до твоего приезда?
– Этого я тоже сказать не могу. В конце мая мне было поручено восстановить 2-ю Ударную по новым штатам. Штаты разрабатывал я. Об одновременном комплектовании 2-й и 5-й Ударных я узнал сегодня.
Разговор приобретал нехороший оттенок, я только прибыл, а меня уже начали косвенно обвинять в том, что я виноват в произошедшем на Южном фронте. Выручил Юрий Борисович Левитан, начавший передавать сводку Информбюро и Приказ Верховного Главнокомандующего, в котором 2-я Ударная и ее командующий комиссар госбезопасности третьего ранга Соколов фигурировали четыре раза. Буденный кого-то поманил пальцем и что-то сказал на ухо. Принесли два полных стакана и несколько бутербродов с салом.
– Хорошие новости, комиссар. Не так часто слышим такое по радио. Чтоб и здесь действовал так же. Пей!
– Я вообще-то не пью.
– Верю. Твое здоровье! Не каждый день мы в приказы попадаем!
Сам он, манерно отставив мизинец, опустошил стакан, занюхал его салом, вытер усы и захрустел соленым огурчиком, хитро посматривая на меня. Я – не удав, и глотать стаканы не могу и не хочу. Отпил немного, закусил разрезанным на несколько частей бутербродом, а стакан поставил обратно на тарелочку.
– Мне еще в войска, товарищ маршал, и в Тбилиси.
– В Тбилиси можешь не ехать, дашь РДО, что прибыл, за моей подписью, вот эти буковки поставишь в конце. Днями будет образован новый фронт: Северо-Кавказский, твоя армия войдет в него. Командующий – я, так что представляться никому больше не нужно. – Семен Михайлович черканул что-то в блокноте, вырвал листок и протянул его мне. – Важнее, чтобы ты выдержал график ввода войск. Пойдем!
Маршал встал, к нему подбежал кто-то из адъютантов и подал гимнастерку, помог надеть ее и сапоги, и протянул портупею, которой Буденный быстро опоясался. Двинулся куда-то по тропинке в сторону Терека на восток. Там, в обрывистом берегу, находился оперативный отдел штаба направления. Ни бомбами, ни снарядами его было не достать, что мне очень понравилось. Несмотря на то обстоятельство, что фронт находился достаточно далеко от этого места, штаб был изготовлен по-фронтовому. Антенны штабной радиостанции даже видны не были. Радиостанций в штабе было много, причем новеньких, некоторых из них я никогда ранее не видел. Капитально устроился Семен Михайлович. И домишко выбрал неприметный.
Там меня познакомили с обстановкой, я передал подписанные Сталиным предписания для пяти ближайших арсеналов ГАУ приступить к сборке модифицированных М13С для нужд 5-й Ударной армии. Здесь их немного, всего пять, причем три из них готовятся к эвакуации, поэтому заказ требуется разместить срочно и буквально выдирать его. Знаю точно, что два из арсеналов попали в зону оккупации: в Нальчике и в Луковской. Буденный заинтересовался: что это такое и для чего мне требуется столько снарядов. Сам он тоже активно использовал реактивные установки, даже применял их для стрельбы прямой наводкой. Во многом благодаря действиям сводного отряда реактивной артиллерии удалось значительно снизить боеспособность немецких войск на подходах к Главному Кавказскому хребту. Я показал маршалу фотографии М14.
– И что?
– Вот эта часть может быть снята с лафета и установлена на автомобиле. Механизм гори-зонтирования, наведения и пуска стоит только на этой раме.
– Так это же готовая «катюша»!
– Именно так, товарищ маршал.
– Сколько их у тебя?
– В мой адрес отгружено 246 установок до порта Кобона, и 156 идут сюда вместе с личным составом 327-й дивизии. Требуются автомобили «Додж 3/4» и «виллисы», порядка пятисот штук. Только для обеспечения деятельности этих подразделений требуются транспортные самолеты, необходимо своевременно снабжать дивизионы горючим. Плюс воздушная разведка. И будем трепать немцев на маршах.
Семен Михайлович стоял, облокотившись на стол с картами, и нервно барабанил большими пальцами по столешнице.
– Астахов! – громко крикнул он.
– Тащ маршал…
– РДО в Кобону, грузить установки М14 немедленно, присвоить литер и направить на станцию Грозный, за подписью члена Ставки. Исполнять! Марецкий!
– Я!
– Направить 600 автомобилей в адрес 5-й Ударной, проследить, чтобы не менее 150 машин были снабжены тяжелыми зенитными пулеметами. Всех водителей передать в Ударную. Исполняйте!
– Есть.
– Так! – пробормотал Буденный, потирая руки, подошел к столу, снял трубку и назвал какой-то позывной. – Константин!.. Да-да, я. И тебе не хворать. Сегодня же тебе и Шевченко быть в Ханкале. Прибыл командующий 5-й Ударной, есть вопросы, необходимо согласовать действия. Два транспортных полка передашь ему. Задачу он объяснит.
Он повесил трубку и подозвал меня, поманив пальцем.
– Бензин будешь брать прямо с перегонного завода, организуй подачу тары. За своевременную подготовку этих дивизионов отвечаешь головой. ГАУшникам я хвоста накручу, снаряды у тебя будут. Остальную матчасть смотри у себя, там тебе много чего нагребли. И учти, здесь степи, а в небе хозяйничают немцы. Не забывай об этом. Действуй!
Через сорок минут я приземлился в Ханкале. В город я не поехал, у меня к нему предубеждение после 94-го года. Поселился во втором совхозе, штаб армии приказал переместить туда же. На аэродроме большое скопление авиатехники и совершенно отсутствуют средства ПВО. Все готово для того, чтобы здесь все сжечь. Неожиданно для себя увидел самолет наркома, имеется в виду Лаврентий Палыч, а через некоторое время, которое я потратил на то, чтобы приказать начштаба Богдановичу передислоцировать сюда штаб армии, Берия появился на аэродроме, минут через 15–20 после моего прилета. Он был в полевой форме, практически без знаков различия. Приехал он не ко мне, он закончил свои дела и собирался в Москву. Увидев меня стоящим на аэродроме, оказал мне немного медвежью услугу: я как раз разговаривал с генерал-майором Константином Андреевичем Вершининым и полковником Владимиром Шевченко, они только приземлились, и шла процедура знакомства. В результате появления товарища Берии они абсолютно потеряли собственное мнение, и вытянуть из них что-нибудь большее, чем: «Есть, товарищ комиссар госбезопасности!», довольно долго не удавалось. Проблемы у них были, и большие. А тут еще Лаврентий Палыч заявил, что все здесь проверяет на отклонения от приказа № 227, и перед глазами двух бравых летчиков замаячил штрафной батальон или штрафная рота. Дело было в том, что выполнить приказ командующего направлением у них было нечем. От шести дивизий и кучи авиаполков армии остались слезы. Тот же Моздок прикрывала целая 217-я дивизия в составе девяти самолетов. В Грозном дела обстояли чуть лучше, 38 истребителей, за счет 25-го учебного полка. Мы с наркомом отошли в сторону, тот поинтересовался: какого черта я здесь делаю? Я ответил. Берия почесал нос и сказал:
