Флаг именно этого государства и разрешил использовать Кубе. Тонкий такой намек на толстые обстоятельства. Зашевелились эти «господа» повсюду, в том числе и в Гродненской области. А весть о том, что бригада числится за НКВД и командует ею майор госбезопасности СССР, это ж как серпом по одному месту для мэстных еуропэйцев. Плюс у нас под защитой находилось еврейское население области. В бригаде их было довольно много, а антисемитизм поддерживался и немецкой администрацией, и был близок «душе польского народа», и не только польского. На соседних территориях, в Литве и на Украине, с особым рвением полицаи занимались решением еврейского вопроса. Кубе и фон дем Бах обратились к Коху, и «проверенные в деле» полицейские подразделения из Литвы, Латвии и Украины начали прибывать на территорию республики и заменять «нестойкие» подразделения местной полиции. Для нас это был чувствительный удар. Немцы объявили о замене аусвайсов, выданных в период с сентября по январь, что вызвало несколько арестов наших разведчиков, и прервалась связь с подпольем. А с вновь прибывшим пополнением полиции началась настоящая война. Руки у этих гадов были по локоть в крови еще на своих территориях. Они были лучше вооружены и больше опасались нас, чем их местные собратья, которых они тоже начали пачкать в крови невинных жертв. Плюс полицаи обладали большей маневренностью, чем наши отряды, они свободно передвигались на автотранспорте, а мы были вынуждены двигаться пешком днем и на лошадях ночью. Но основным нашим занятием по-прежнему была защита населения, поэтому пришлось выставлять дополнительные посты наблюдения и выслеживать эти группы, объединенные зондеркоманды. Ну, а если уж попадались… После нескольких таких засад во всех гитлеровских газетенках меня самого изображали евреем с большим носом, с эмблемой со щитом и мечом на рукаве, большим окровавленным ножом и залитыми кровью руками. Насчет носа и еврейства – это они загнули, а нож и руки можно и не пачкать, при правильном ударе на них и следа не остается.
Так что, вольно-невольно, а пришлось усилить в бригаде и округе и агитацию, и печатать свою газету, и даже пару раз писать в ней. Благо что ротапринт ручной и все для подобной деятельности, действительно, быстро доставили еще в сентябре 41-го. Но больше на нас сыграл тот факт, что не только волки и прочие хищники побаловались мясцом в наших лесах. Мы собрали почти всех убитых лошадей, переработали их, соорудили большой ледник, во все деревни завезли это мясо, а в январе, когда открылись «витебские ворота», направили туда большой обоз, с просьбой к партизанам доставить его в Ленинград. До этого мы только брали у населения продовольствие. Кто-то давал его добровольно, а кто-то только потому, что вся округа сдавала, с большим удовольствием он бы эти «излишки» сам бы съел или продал через рынок. Поэтому долг – платежом красен. Как только удавалось захватить что-то у противника и у нас образовывался излишек, так сразу мы направляли помощь в самые неблагополучные деревни, особенно в те, которые пострадали от действий немецкой администрации и полиции. Этот способ пропаганды я считал самым эффективным и действенным.
Фон дем Бах, хотя его здорово сдерживало положение на фронте, где наступала Красная армия, а у гитлеровцев не хватало резервов, постепенно, и на значительном удалении от наших баз, начал накапливать войска для нашей блокады. Появилась и авиация. Из Лиды начали регулярные вылеты FW-189 «Рама», когда одиночные, а когда и парой. Причем в варианте непосредственной поддержки войск, то есть с четырьмя 50-килограммовками под крыльями. Дважды бомбили наши заводики, где мы выжигали древесный уголь и один раз накрыли мастерскую по производству мин. Большого урона не нанесли, но теперь мы вынуждены были оглядываться на погоду и вести наблюдение за воздухом. Одну «раму» удалось подбить из «эрликонов», несколькими установками мы разжились на железных дорогах. Зная, что они ищут дымы над лесом, в местах, которые они не контролируют, наши зенитчики приманили «раму» дымом торфа, мы его использовали для изготовления угля, и огнем из четырех четырехствольных установок они сбили самолет и поймали всех трех членов экипажа. По их картам мы установили, что таких районов в Белоруссии уже четыре. К этому времени, с началом наступления РККА, восстановилась работа воздушного моста, пленных и сведения мы переправили в Москву. Благодаря их полетной карте мы определили и уничтожили два лагеря зондеркоманд, которые подготовил для нас фон дем Бах. Личный состав команд был русско-украинским в обоих случаях. Там мы впервые познакомились с эмблемой РОНА. По документам, которые удалось захватить, и по допросам пленных, большая часть РОНА сформирована из жителей Прибалтики и Польши, попавших в плен там или проживавших до войны. У них несколько лагерей, где идет подготовка будущих карателей. Один лагерь расположен под Оршей, второй у Даугавы. Оба далековато от нас, так что ничего не сделать. Машина немцами запущена, и элемент гражданской войны внедрен в Отечественную. Дрались эти зондеркоманды отчаянно, пятнадцать человек у нас получили ранения, шестеро убито, пленных мы осудили и повесили, так как щадить там было некого. Насильно в зондеркоманды немцы никого не сгоняли. Люди там оказались по убеждениям или затем, чтобы пограбить население.
Практически сразу после этого из Москвы передали приказ перебросить в Беловежскую пущу один стрелковый батальон. При кажущейся простоте приказа, за ним скрывалась очень сложная работа, в первую очередь штаба бригады. Квартирьеры туда убыли с комфортом, на самолете. Правда, беспосадочным способом. Перед этим нас озадачили добыть авиабензин. Аэродром рядом только один: Щучин. Бензин поступает на станцию Рожанка, в шести километрах от аэродрома. Требовалось перехватить автомашину с бензином и не прошуметь. Прикидывали и так, и так, ну не провернуть эту операцию, хоть убейся. В итоге бензин мы просто купили за картошку и самогон. Цистерны приходили на саму станцию, но на аэродром бензин везли бочками. Переливали его нефтебазе на станции, там веточка на нее есть. Там работали три немца и 18 человек местных. Немцы любили выпить, с нашими всегда можно договориться. Шестнадцать человек, из тех, что нам Судоплатов оставил, имели прыжки с парашютом, они и были выброшены у Жарковщины. А две роты лыжного батальона отправились вкруговую по Гродзеньской пуще в Августовскую, оттуда Буднинскую, затем под Белосток, а уж оттуда прибыли на место новой базы. Две другие роты повзводно пошли через Мосты и Рось на Полозово, и оттуда подошли к новым местам.
По докладам квартирьеров и командира батальона младшего сержанта Ефимова, местность более сухая, чем заболоченные леса Гродзенской пущи, грунт мягкий – суглинок, с большим содержанием песка. Землянки получились сухими и удобными. Лес густой, возможностей для маневра много. Но с местными жителями там тускло: деревень мало, так что на «подножном корме» там не продержаться, требуется добывать пропитание или получать его из других мест. Собственных запасов продовольствия батальону хватит на полтора месяца. Готовят площадку для приема самолетов из Центра, но на бога надейся, да сам не плошай. Чтобы пополниться и получить продовольствие, батальон атаковал станцию Беловежа. На левом берегу Наревки находилось четыре платформы под немецкую колею, на правом – еще одна. Церковь стояла полуразрушенной, в нее две бомбы попали еще в 1939-м. Это в Сточках, где находилась бывшая царская резиденция, построенная еще 1860 году, Беловежская пуща указом Александра Третьего стала относиться к «землям дворцового ведомства», то есть принадлежала семейству Романовых. До этого относились вначале к Виленской, а затем к Гродненской губерниям. Поляки пришли сюда в 1919 году, причем на пустые места: в 1915-м местное население было эвакуировано в центральную часть России, в связи с немецким наступлением и оккупацией этих мест Германией. К сожалению, на складах, кроме леса, ничего не оказалось, немцы и здесь не слишком заботились о желудках населения. Они все запасы вывезли еще в декабре. Но наше появление в этих местах вызвало бурный протест «местных». Торговлей и поставками ценных пород древесины здесь занимались именно местные, а их покупателями были немцы. Они пообещали пожаловаться «маёру Зыгмунту Шандаляжу, «Лупашке»» из ZWZ, а если тот не поможет, то, бери выше, самому Гансу Франку! Контракт на поставку леса принадлежал самому рейхслейтеру Франку, хотя эта часть бывшей советской территории относилась к Пруссии, а не к генерал-губернаторству. Шандаляж, «Лупашка»
[3], тоже получал свою мзду с этих поставок и гарантировал, что «бизнес от действий партизан не пострадает». Но это обещание он дал до того, как в Пуще начал действовать наш батальон. Трудности со снабжением батальона и его пополнением были решены только в марте месяце, когда батальон был передан бригаде Комарова из Пинска, вначале на снабжение, а затем их перевели туда полностью. Командовал бригадой Василий Корж.
