Наобещав священнику с три короба всевозможную поддержку и внимание в святом деле восстановления христианской реликвии, Сергей Николаевич наконец перешел к делу.
— Мы очень вас ждали! Скажите, а машина у вас есть? А где вы жить собираетесь? Вы часто приезжать сюда будете? — рассыпался в животрепещущих вопросах мэр.
Услышав, что жить и служить Илия собирается на месте, а именно в Ивантеевке, а также тщательно надзирать за разбором завалов и восстановлением храма, равно как и за закупкой и качеством необходимых строительных материалов, мужчина заметно погрустнел.
— Да, меня предупреждали, что необходимо предоставить вам жилье в Ивантеевке и средство передвижения. Но я думал, что вы не захотите жить настолько далеко от цивилизации… — мэр уставился на гостя. — Вы же это не всерьез! Туда даже автобус не ходит. Вы просто не представляете, какая это глушь! — Сергей Николаевич задумчиво потер лоб рукой. — Да… Там сейчас то ли восемь, то ли десять бабок живут, и все. Автобус только до Бережков ходит… Да и к чему вам сидеть на тех руинах? Мы вам тут квартирку предоставим, станете жить с удобствами, а в Ивантеевку можете хоть и вовсе не ездить — все сделаем в лучшем виде! Вот разберут там те завалы, тогда съездите, поглядите…
— Я прислан наблюдать не только за строительством нового храма, но также и за разбором руин. В епархии сказали, что вы предоставите помещение для жилья, и, по возможности, транспорт для передвижения. Конечно, если это возможно, — склонил голову Илия.
— Из целых домов в Ивантеевке остался только один пригодный для жилья. Но в нем нет ни электричества, ни газа. Ну зачем вам такие проблемы, — развел руками мэр. — Может, все-таки здесь, в Алуханске?
— Ничего страшного, люди и без электричества с Божьей помощью жили, — улыбнулся Илия. — Справлюсь. Мне не много надо. Была бы крыша над головой, а остальное в руках Господа…
— Крыша есть. И стены крепкие тоже. Точно не хотите остаться? — предпринял мэр последнюю попытку. — Насколько знаю, сотовой связи и интернета там тоже нет.
— Так в каком доме мне можно остановиться, говорите? — прищурился Илия, глядя на мэра.
Тот нехотя нажал на кнопку селекторной связи и распорядился выдать священнику ключи от тридцать восьмого дома в Ивантеевке и Ниву, и объяснить тому дорогу до места.
Выйдя из здания администрации и садясь в припаркованную неподалеку Ниву, Илия поднял голову и увидел, что из окна второго этажа за ним задумчиво наблюдает мэр. Илия улыбнулся и, закрыв дверь, повернул ключ зажигания.
Мужчина посчитал, что в Алуханске плохие дороги, но за его пределами они постепенно и вовсе исчезали. Если до Бережков еще была хоть какая-то дорога, когда-то покрытая асфальтом, то за ними пропадала и она. Оставшиеся до Ивантеевки тридцать километров Илия добирался по едва наезженной колее. И было у него сильное подозрение, что колея та не от автомобильных колес, а скорее протоптанная людьми и едва наезженная чем-то вроде телеги — слишком узкие следы от колес остались местами в высохшей грязи. Но Нива вела себя хорошо, даже такую, с позволения сказать, дорогу держала уверенно, и Илия даже позволял себе полюбоваться окружающими его пейзажами.
Наконец, на очередном пригорке показались приземистые строения. Следуя по гораздо более выраженной грунтовой дороге, священник въехал в деревню. Первым его впечатлением было, что деревенька вымерла еще много лет назад. На въезде его встретили полуразрушенные, прогнившие дома с обрушившимися крышами. Степень разрушения была разной, но глядя даже на боле-менее уцелевшие домишки, было понятно, что там никто не живет.
Деревенька сплошь зарастала сорными травами и уже вполне взрослыми деревьями, росшими зачастую прямо из домов. Вскоре дорога свернула, образовав перекресток. Выбрав наименее заросший путь, Илия двинулся по нему. Тут было вроде попросторней — кустарники и деревья не мешали обзору, и вскоре он увидел несколько явно обитаемых домов. Из пары труб даже шел дым. Проехав до конца улицы, священник заметил сидящих на лавочке стариков. Невдалеке свободно бродила облезшая и, на первый взгляд, еле дышащая лошаденка, похоже, ровесница старичков, с нескрываемым любопытством наблюдавших за машиной.
Остановившись, священник вышел и вежливо поздоровался. Старушка, подслеповато щуря слезящиеся глаза, оглядела его с ног до головы придирчивым взглядом, пошамкала беззубым ртом и, вздохнув, сочувственно проговорила:
— Заблудился, милок? Здеся церквей-то уж, почитай, лет сто, как не стало. Вот как поломали опосля революции ироды церкву-то, так, почитай, и всё. Тебе дальше ехать надоть, там в области храмы-то вроде есть, а здеся ни… Ниче нету, — покачала она головой, подтягивая концы платка, завязанного под подбородком. — Обратно езжай. Тута дальше-то дороги нет. А с Бережков можно в объезд и до области добраться.
— Не знаю, заблудился я или нет. В Ивантеевку мне надо, — улыбнулся Илия.
— Так тута Ивантеевка-то… Ты в гости, чтоль, к кому приехал? — вдруг озарило старушку. — Так ежели в гости, тады да… Отдохнешь, воздухом подышишь, а то вона, бледный-то какой, аж посинел весь. А здеся воздух, да молочко парное, да лес. Глядишь, и оздоровеешь, поправишься. Надолго ль в гости-то?
— Маньк, по делу спрашивай. Чего пристала к человеку? — выплюнув изжеванную травинку и пихнув острым локтем сидящую рядом бабку, проворчал худой как жердь дедок с торчавшими в разные стороны из-под видавшей виды кепки седыми волосами. — Тебя как звать-то? — перевел он взгляд на священника.
— Илия мое имя в православии, — произнес священник. — А как мне к вам обращаться?
— Она вон Манька, так бабой Манькой и зови, а меня тута все Петровичем кличут, — пожал плечами старик. — Так я привык ужо… И ты так кликай.
— А ты к кому приехал-то? — перебила Петровича баба Маня. — К Верке, чтоль? Вроде только у ей племянники-то по церквам ходют…
— Не в гости я сюда приехал, баб Мань, и не на отдых. Будем храм здесь восстанавливать с Божьей помощью, слово Божие людям нести. Многие, наверно, и некрещенными живут, и умирают без отпущения грехов, хоронят людей не по-Божески, без отпевания. Нельзя так, — ответил Илия. — Детей-то здесь кто крестит? О Боге им кто рассказывает?
— Окстись, каких детей-то? — махнул на него рукой Петрович. — Откудова тут детям-то взяться? Тута вон Верка самая молодая, дак ей уж за шестьдесят давно. Всего и осталось семь дворов живых, да еще не известно, что через год станет. Вона, этой зимой троих схоронили…
— А какой храм ты восстанавливать-то собрался? — подалась вперед баба Маня. — Уж не тот ли, что ироды взорвали? Который воон там, возле Настасьиного дома стоял? Его, чтоль?
— Думаю, да. Если в Ивантеевке нет другого храма, то его, — кивнул головой Илия. — Петрович, а сколько душ-то живых в Ивантеевке сейчас осталось?
— Да ты посчитай, — доставая клочок газеты и не спеша, но сноровисто скручивая цигарку, проговорил Петрович. — Вот мы с Манькой, Верка с Иваном, Степановна, Володька, Иван Петрович с Татьяной, Нюрка с Генкой да Тонька с собакой Руськой. Маньк, все вроде?
