— Ууу, старый! — замахнулась на него полотенцем, которое отжимала, старушка. — Говорят же ему, дак нет, он свое гнет! Отродясь не признает, что не прав!
— Дак я небось знающих людёв слушаю, а не по мужикам молодым бегаю! — перешел в нападение Петрович, переставляя ведро, в которое складывал очищенную от ростков картошку, между собой и женой.
— Ах ты ж!.. Это по каким это я мужикам бегаю? — не выпуская из руки мокрого полотенца, угрожающе уперла руки в бока баб Маня.
— А хто ж тебя знает, по каким? Я-то не бегаю! — огрызнулся старик, понимающий, что перегнул палку.
— Да я щас тебе!.. — перехватывая поудобнее полотенце, двинулась на него баб Маня.
— Стоп! Тихо! Успокойтесь оба! — встал между ними смеющийся Илия, и, приобняв обиженную старушку за плечи, усадил ту на свое место. — Баб Мань, ну ты чего? Дразнит же тебя Петрович, любя дразнит. Были бы у тебя косички, он бы за косичку дернул, — посмеиваясь, присел он перед теревшей глаза старушкой.
— Скажешь тоже… за косичку… Дитя, чтоль? — проворчала баб Маня, но уже скорее со смешком, чем обиженно.
— Ну так известно же: что старый, что малый… — подмигнув ей, ответил священник. — Вы мне лучше вот что скажите, — резко посерьезнев, вернулся Илия к тому вопросу, с которым и пришел к старикам, — неужели нет никаких мыслей, что это за девочка? — поворачивая голову к пыхтящему Петровичу, сворачивавшему свою цигарку, спросил Илия.
— Дак лет-то уж прошло… — затягиваясь, задумчиво ответил Петрович. — Даж ежели кто и пропал без вести, дак кто ж теперя упомнит-то?.. Погоди-ка… Пропал… Так дочка ж Настасьи пропала! Тока она уж опосля взрыва пропала… — Петрович задумался.
— Точно! Энто ж Настасья же дочку опосля взрыва искать стала, а залезть-то она туды и до взрыва могла! — охнула и прижала концы платка к губам баб Маня. — И церква-то недалече от их дома… Да и Любава любила в церкву-то ходить, да и с пареньком батюшкиным частенько вместе играла… Точно! Любава то, а больше-то и некому! — покачала головой старушка, прижав ладонь к щеке. — Энто ж надо вот этак… Когда нашлася-то…
— Баб Мань, Петрович, расскажите мне, когда Любава потерялась? — глядя на стариков снизу вверх, попросил Илия.
Глава 9
Пытавшимся войти в церковь насмехавшимся и откровенно пьяным мужикам с револьверами преградил дорогу настоятель, отец Иоанн. Закрыв врата церкви, он демонстративно опустил в уключины засов.
— В подобном состоянии и с оружием в храм Божий не ходят, — с осуждением произнес старик.
— Где твой Бог, старик? — рассмеялся один из пришедших, вынимая револьвер из кобуры. — Пшел вон! А то сейчас всажу тебе в глотку свинца, так небось таким разговорчивым быть перестанешь!
— Вы собираетесь меня убить? — спросил чуть побледневший священник.
— И тебя, и вот этих тоже! — повел револьвером чуть в сторону представитель новой власти.
Отец Иоанн повернул голову. Из-за угла храма выходили все пятеро священников в полном парадном облачении, а с ними диаконы и юный воспитанник Сергий, сирота семи лет от роду. Подойдя к настоятелю, все склонили головы и испросили благословения. Благословив братьев дрожащей рукой, отец Иоанн посторонился, давая место и им рядом с собой. Все служители храма выстроились в ряд. Последним стоял маленький Сережа и огромными испуганными глазами смотрел на страшных дядек.
Вспомнив, как всего полчаса назад в храм прибежала испуганная и заплаканная Любава и, прижимая к себе свою красивую куклу и захлебываясь слезами, рассказала отцу Иоанну, что там убивают женщин, которые хотели забрать своих коров, и мамку ее тоже, кажется, убили — девочка видела, как ее ударил один из этих, и тетка Настасья упала — мальчик порадовался, что сейчас его подружка в безопасности. В храмовом хранилище ее не найдут, а когда все закончится, Любава выйдет оттуда невредимой. Ей не смогут причинить зла, и напугать ее больше не смогут. Только бы девочка послушала отца Иоанна и не вышла оттуда раньше времени. Но Любава умна и послушна, она не выйдет.
Сережа поднял глаза и взглянул на державшего его за руку брата Николая тревожными глазами. Тот, почувствовал взгляд мальчика, посмотрел на него и натянуто улыбнулся.
— Не бойся, Сергий. Все будет хорошо, — спокойно произнес он, снова устремляя взгляд на кривлявшихся и упивавшихся своей властью уполномоченных.
— Мальчишку, пожалуй, давай сюда, — задумчиво взглянув на ребенка, произнес старший. — В приют сдадим, Советская власть воспитает. Забери пацана, — приказал он стоящему рядом с ним милиционеру.
Тот подскочил к мальчишке, оттолкнув в сторону попытавшегося прикрыть ребенка собой диакона Николая, ударив того рукоятью револьвера в основание шеи и, подхватив вырывающегося Сережу подмышку, понес его в сторону собирающегося обоза из телег.
— Вы здесь меня хотите расстрелять? — раздался спокойный голос отца Иоанна. — Пред вратами храма?
— А что ж, церемониться с тобой, что ли? — ответил ему старший уполномоченный, провожая взглядом соратника, подхватившего мальчишку.
— Позволь хотя бы вознести молитву Господу, — склонив голову, произнес старый священник.
— Валяй, только поскорее.
Отец Иоанн принялся молиться вслух, а братья подхватили. Над начавшей собираться вокруг церкви толпою зазвучали слова молитвы.
— Господи, прости мои согрешения вольные и невольные, и приими дух мой с миром! — закончил старец и, благословив крестообразно обеими руками своих убийц, добавил: — Господь вас да простит.
— Некому меня прощать! — скривился старший и, вскинув револьвер, трижды нажал на курок.
Настоятеля храма отбросило к стене возле врат. Ударившись об нее головой и оставляя алый на белой стене кровавый след, он медленно сполз по ней наземь и застыл недвижимый. Со стороны телег раздался крик мальчишки: «Отец Иоанн!» Обернувшись, уполномоченный увидел, что парнишку едва успели словить за шиворот, и сейчас он висел в руке одного из милиционеров, хрипя от удушья и молотя в воздухе руками и ногами изо всех силенок. Лицо мальчика явственно наливалось кровью.
— Свяжите его, покуда не удрал! — выкрикнул старший и вновь обернулся к священнослужителям, шептавшим молитву побелевшими губами. Ни один из них не сделал даже шага в сторону.
Щека у старшего дернулась, лицо перекосила судорога ненависти. Не отрывая взгляда от служителей Господа, стеной стоявших перед вратами храма и спокойно взиравших на него, он коротко бросил:
— Расстрелять!
Одновременно с изумлённым и полным ужаса вздохом остолбеневшей толпы раздались выстрелы, и священнослужители один за другим попадали на пожухлую траву, скошенные свинцовыми пулями. До самого последнего выстрела закрывали они своими телами вход в храм от лютых иродов. Закрывали, покуда не полегли все, как один.
Настасья, услыхав во дворе своего дома первые выстрелы, бросилась со всех ног к храму. Пока бежала, оттуда опять раздались выстрелы, снова и снова. Когда она, наконец, достигла собравшихся сельчан, трупы священников уже оттаскивали от ворот, чтобы не мешались под ногами. В состоянии шока она наблюдала за мародерами — представители новой власти с алчным блеском в глазах таскали серебряную и золотую утварь, ломали иконы, обдирая с них драгоценные металлы, топтали ногами образа…
