Лежащая в стороне жертва тихо заплакала, а потом обмочилась под себя. Дементэ поморщилась: ей самой пришлось дважды излиться мочой, и даже представить противно, что случится, когда придёт большая нужда.
— Я ничего не теряю, — тихо прошептала дементэ.
Повторяя эти слова, словно молитву, женщина медленно встала. Покрасневшие от слез и бессонницы глаза засверкали решимостью и злостью. Она все время ожидала, что стража увидит, накинется, изобьёт и бросит в тот же угол. Но нет, гиена с женской головой, неспешно грызущая большую кость, лишь лениво глянула в сторону пленницы и продолжила своё занятие. Зато вскочило с места мелкое существо, похожее на химеру обезьянки и собачки. У дементэ похолодела спина, но создание лишь подбежало, шлёпая лапками по камню пещеры, и придирчиво начало обнюхивать и осматривать пуповину. Оно закончило своё дело, ткнувшись напоследок носом в промежность женщины и пискляво тявкнув.
Дементэ беззвучно рассмеялась. Как любой страже, этим тварям не интересно ничего сверх того, за что их могут наказать.
Женщина осторожно намотала часть пуповины на локоть, чтоб не мешала при ходьбе, как длинная верёвка, а потом пошла к куче вещей. Она старалась не шуметь, чтоб не беспокоить стражу.
Один раз пуповина зацепилась за камень на полу, и пришлось возвращаться, чтоб перекинуть. Но все равно дойти не получилось. Нет, её никто не останавливал, попросту не хватило длины той живой привязи, на которой была дементэ. Не хватило всего одного шага.
Женщина на мгновение зажмурилась, но тут же стиснула кулаки и опустилась на пол. Теперь можно было дотянуться кончиками пальцев. Камень был холодный и скользкий. На спину падали тяжёлые капли. Но дементэ было все равно. Она упрямо пыталась дотянуться до вещей, и это не получалась.
Она уронила голову лишь тогда, когда позади снова послышалось шлёпанье маленьких ножек. Существо повторило свои дела, а потом неожиданно заговорило писклявым голоском.
— Груша. Кушай. На. Кушай.
Женщина понуро поглядела на протягивающее фрукт создание.
— Нет.
— Надо кушать! — возмущённо произнесла тварь.
Дементэ скрипнула зубами и уткнулась лбом в пол, а потом произнесла:
— Буду кушать, если дашь мои вещи.
— Вещи? Зачем вещи? Вещи мешают.
Женщина беззвучно засмеялась. Эти глупцы отобрали одежду и сумку только потому, что они мешают пуповине?
— Я осторожно. Мешать не будут.
Существо суетливо оббежало женщину по кругу и снова принялось нюхать ненавистную красную привязь. Было желание пнуть это чахлое тельце, но разум дан высшими силами для того, чтобы овладеть животными чувствами.
Снова шлепки лапок, и что-то начало часто биться в макушку. Женщина подняла голову.
— Это не моё, — прошептала она, глядя на серый свёрток, который настойчиво протягивало существо.
— Вещи одинаковые. Что твоё? — обиделось существо.
Дементэ оглядела кучу, где вперемешку лежали сгнившие и новенькие вещи, ржавое, почти рассыпавшееся, а также отполированное, как только что из кузни, оружие, и сумки разных видов.
— Вон то и то, — показала деметэ на своё имущество. Когда в руки вещи оказались в руках, она начала рыться в сумке и чуть не расплакалась. Неужели разум этих существ настолько слаб, что они даже не догадались запереть на ключ другое подземелье?
— Теперь кушать, — пролепетало существо.
— Да, — ответила женщина, беря в руку большую грушу.
Надежды рухнули, когда за спиной раздался сдавленный сиплый крик:
— На место! Роженицу на место! Отобрать вещи! Всех убью!
Деметэ, прижимая к себе платье и сумку, медленно встала.
— Нечего терять, — прошептала она своё заклинание.
— Роженицу на место! — повторился крик. Это орала жирдяйка, одна из тех, что засовывала в неё эту проклятую пуповину, а точнее — та самая, что уговаривала старуху успокоиться.
— Иду, — проронила дементэ, но пошла не к дальнему углу, а к младенцу-великану. Когда до него осталось два шага, выхватила из сумки волшебный клинок. — У меня ключ Кая! Если кто шевельнётся без моего разрешения, я прирежу дитя!
— Безмозглая смертная, тебе все равно не удастся уйти отсюда живой! — прохрипела жирдяйка и вышла на середину, прокачивая отвратительными телесами. — Как только ты перережешь пуповину, ничто тебя не спасёт от меня! Как только ты убьёшь дитя, ничто не спасёт тебя от гнева Вечноскорбящей, и даже смерть покажется сладким сном в сравнении с теми кошмарами, что будут тебя ждать!
— Ах, так?! — заорала дементэ, замахнувшись клинком. — Тогда требую фургон, быков с упряжью, еды на месяц пути, слуг и стражу! Я забираю его с собой!
— Ты много мнишь о себе, смертная! — завизжала, брызжа слюной, жирдяйка. — Я — высшая стража этого места! Я не боюсь тебя! Ты сдохнешь с голоду, стоя с этим ножом, потому что ты в мышеловке, как глупая крыса!
— Тогда я убью его! Мне нечего терять!
— Убивай! И нечего терять будет уже мне! — ещё громче завизжала жирдяйка. — Я буду по дюйму срезать с тебя кожу, по волокнам вырывать мясо, по кусочкам доставать потроха. И поверь мне, ты будешь жить до самого последнего мгновения, пока я не начну заживо коптить то, что останется от тебя! Посему, брось нож! Пшла на место, тухлая падаль!
— Мне нечего терять. Я сначала убью его, а потом себя. Живой ты меня не получишь, — проронила дементэ и занесла нож над головой.
— Нет! — раздался скрипучий крик.
На свет вышла старуха.
— Делайте, как она говорит, — трясущимся голосом продолжила безумная богиня. — Только не тронь дитя, смертная. Не тронь.
Она перешла на шёпот и медленно приблизилась к дементэ, вытянув дрожащие руки.
— Не обижай моего мальчика.
А жирдяйка подняла голову и громко закричала.
— Притащите мне ту, что вела досмотр!
Безобразные твари, все это время прибывавшие в пещеру, отчего казалось, что к концу разговора шевелились стены, подняли вопль. Из толпы выволокли толстую многогрудую мразь, визжащую, как свинья на живодерне и бьющуюся в припадке.
Тварь бросили под ноги старшей стражницы. Та совсем обезумела, начав избивать провинившуюся. Она рвала в клочья плоть, отчего в разные стороны полетели брызги чёрной крови, выдрала глаза, а напоследок долго била головой о пол, пока не треснул череп, и жертва не забилась в предсмертных судорогах, словно сама была простая смертная.
Когда все было кончено, старшая стражница встала и утёрла лицо от крови.
— Липра! Ты пойдёшь с этой наглой смертной, и попробуй не вернуть дитя на место! Тогда тебя ждёт та же участь!
Из толпы вышла такая же жирдяйка, но на ней были кираса, наплечники и остроконечный шлем, прицепленный на саму макушку. В правой руке — двуручный чекан, в левой — крюк для мяса, какой обычно есть на скотобойнях.
