— Халтура! — крикнул я в его сторону. — Лучше старайся!
Я плескал рукой в воде, глядя на духа-страха, и лишь с последний момент отдёрнул руку, когда из глубины выплыла большая бесшумная тень, в которой я опознал крокодила. Тень замерла в полуметре от берега.
Я отдёрнул руку и отошёл от воды.
— Там этот, как его, крокодил, который лёгок на помине.
Все снова вытянули шеи. А затем в воду с диким визгом ухнула Катарина. Девушка обдала всех брызгами и ушла с головой под воду. Я подскочил к самому берегу, не зная, прыгать вслед за ней или нет. В голове была только одна мысль: «Она что, совсем дура?!»
Через пяток секунд Катарина вынырнула, держа полуметровую рептилию за горло. На лице сияла улыбка радости. И даже то, что она промокла до нитки, не огорчало её.
— Обожаю крокодилов! — прокричала она и одним движением свернула рептилии шею.
Я не успел опомниться, как девушка достала нож и начала разделывать добычу. В одну кучку полетели кишки, в другую — аккуратно снятая шкура, в а третью — выпотрошенная тушка. Ещё немного, и крокодил оказался насаженным на длинную палку над огнём.
— Простудишься, — произнёс я, потрогав одежду Катарины.
— Высохну, — отмахнулась она.
Я вздохнул и подошёл к воде, чтоб помыть руки. И в этот момент из речки на меня прыгнуло нечто: мешанина из красных, как освежёванная туша, щупалец с крючьями по всей длине, оскаленных зубастых пастей и хищных глаз разного калибра. Это верещало, словно стая бешеных хомяков, замешанных в кровавом тесте, и противно булькало.
Размеры твари были невелики, не больше кролика, но сработал эффект неожиданности. У меня аж поджилки затряслись. И не только у меня. Все остальные тоже отскочили подальше.
Создание, словно сошедшее со страниц Стивена Кинга или Говарда Лавкрафта, поползло в мою сторону, поочерёдно выбрасывая вперёд щупальца и рывками подтягиваясь поближе.
— Чужик, твою мать! — закричал я, а потом выругался ещё сильнее, когда лакированный монстр вынырнул на зов из реки в метре от этой зубастой помеси амёбы и ожившего фарша.
— Что за дерьмо?! — повысил голос генерал, вооружившись палкой.
— Ну… — неуверенно начала пояснять Лукреция, захлопнув волшебную книгу, — ты стал сильнее, и начали появляться страхи посильнее.
— И что мне с ним делать? — растеряно показав рукой в сторону существа, спросил я.
— Смириться. Потому что, если не примешь тварь, придёт другая, и так до бесконечности, — облизав губы, ответила волшебница.
— Ага! А почему она к тебе не липнут, маэстра?! Ты же тоже для них лакомый кусок! — взорвался я.
— Лакомый кусок — это ты. А я умею управлять своей силой. Я для них, как дикобраз для шакала: и рядом мясо, да не ухватишь.
— Да? — зло передразни ее я. — А что она к остальным не приползает?
— Потому что у них нет силы! Я же говорила! — повысила голос волшебница.
Я развёл руки в бессильной злобе. Куда ни плюнь, права Лукреция. Но эту уродину даже не знаю, куда девать. Лакированный и хвостастый Чужик хотя бы не так мерзко выглядит, хотя в смекалке ему не занимать. А эта падаль, ну блин, совсем отвратительная!
Захотелось просто взять и расплакаться от безысходности.
— Блин! Блин! Блин! — выругался я и, подхватив с земли толстую палку, потыкал в существо. Мало мне, что ли, громадного паука, змеи под вещами и всяких червей?!
— Ну и страхи у тебя! — проговорила Катарина, тоже вынув из ножен фальшион и направив его на монстра.
— А нечего в озеро за крокодилами нырять! Я же испугался за тебя.
Девушка слегка улыбнулась, словно ей польстили мои слова, стрельнула в мою сторону глазами и заговорила:
— Я вспомнила одну историю. Когда я была маленькой и меня ещё не выгнали из ордена, нам рассказывала сказки и легенды одна старая храмовница. Все считали её сумасшедшей, потому что она разговаривала сама с собой, но терпели, потому как лучше всех гоняла таких вот страхов от детей. И она рассказывала, что есть легенда, которая гласит, что в седой древности, когда люди ещё не знали огня и жили в сырых землянках, все люди были немного магами. Все разговаривали с духами и природой. Но и страхов было много. Они приходили и пожирали людей, потому что им мало было силы. Им хотелось больше и больше. И вот из поколения в поколение выживали те, кто смог обойтись без силы, привлекающей тварей. И сила иссякла в них насовсем. Но были те, кто выбрал иной путь. Они научились управлять своей силой. Научилась отгонять тварей. Так возникли простой народ и народ магов. Но время шло, народы смешивались, и в семьях простых людей могли появляться маги, а в семьях магов — простые люди. Боги перемешали кровь, и теперь никто не знает наперёд, кто родится, как не знает, левша будет новорождённый или правша.
Я поглядел на Катарину.
— А знаешь, я тебе верю, — произнёс я, не став говорить о генетике и прочем.
Правда, не столько понятно, откуда берётся волшебная сила при эффекте братства, но это потом разберёмся.
Девушка улыбнулась, а потом вдруг пострела в сторону лагеря.
— Там, вроде, драка.
Стоило ей так сказать, как на берег выбежала запыхавшаяся Урсула.
— Это, благородные господа, там вашу солдатку щас бить будут…
Глава 17, кровавая
У костра разворачивалось действо. Солдатки окружили Лену, ещё одну солдатку, а те кричали друг на друга. Лена вцепилась в ворот противницы, сжимая в свободной руке спецназовский нож. Вторая женщина перехватила землянку за запястье и тоже размахивала ножом, но не простым, а тычковым, какой бывает у разбойниц в городских разборках.
— А ты попробуй! — орала Лена в ответ на не услышанное нами высказывание.
— Щас попробую! Я щас твои потроха на кулак намотаю! — кричали ей в лицо.
— А сможешь, сука недоношенная?! — не унималась Лена.
Я растолкал локтями зевак, которые, словно болельщицы, подбадривали солдатку.
— Что ты ее слушаешь?! Горло вскрой! — раздался совет из толпы.
От этого задиристая бабенция распалялись ещё больше, но в поножовщину крики пока не переросли.
— Это я-то недоношенная?! Я тебе покажу недоношенную, гиена тупая!
Рядом со мной встал Петр Алексеевич.
— Отставить беспредел! — закричал он, но его уже не слушали. Просто не слышали. — Дерьмо! — проронил он и пошёл вперёд и встал за спиной Лены.
Землянку трясло, и она с перекошенным от злости лицом барабанила пальцами по рукояти ножа.
— Убей! Убей! Убей! — начала скандировать толпа. Солдатка была шире спецназёрки, но немного ниже, и шансы на победу в рукопашной были у той, кто раньше ударит, но солдатка все никак не решалась напасть. Наверное, статус воительницы-халумари скрашивал последние барьеры в рассудке.
