Юрий поморщился, провёл руками по волосам и тяжело встал.
— Наверное, выдам деньги, а потом спать лягу, что-то не могу. Тяжело как-то.
Катарина обиженно поджала губы, ведь рассчитывала совсем не на это.
Халумари поглядел на неё, грустно улыбнулся и кивком поманил за собой.
— Пойдём, там и твои деньги тоже есть.
Храмовница чуть было не рявкнула, что не хочет, но всё же кивнула. Сейчас Юрия нельзя обижать, а то ещё больше разочаруется, и чем только бездна не балуется, вдруг положит глаз на другую. Он и так слишком часто с ведьмой оказываются очень близко. А у той и лицо краше, и сиськи больше, и слову обучена. И даже Клэр не против заманить халумари в тёплую западню.
Катарина мельком глянула вверх, но удержалась от молитвы-безсловестницы. Они никому не отдаст этого халумари. И вообще, это не полупризрак, а мой призрак, мысленно выругалась она, последовав за мужчиной. Мой призрак — мимари.
Спустились быстро. Всё это время Урсула не затыкалась, словно ей ожидание денег язык развязало посильнее крепкого вина.
— Эта, юн спадин, — тараторила мечница, — и пушка чудная. Мы все ходили, не могли понять, где у ней запальная дырка.
— Сама ты запальная дырка, — пробурчала Катарина, глянув исподлобья на шумную женщину.
— Ой, не надо тётю Урсулу стращать, пуганая, — покривлялась мечница и продолжила: — Мы уже и пороха насыпали в неё, и пыж заткнули, и даже ядро подходящее затолкали!
— Да в бездну вас! — вдруг выругался Юрий, ускорив шаг. — Сорокапятку с дула зарядили? Надеюсь, ядро хоть не чугунное? А то всю резьбу сорвёте!
— Я что дура, что ли, юн спадин?! — ударила себя в грудь Урсула. — Я ж сразу нарезы заприметила. А оно ведь как, у меня дочка умная, она сказала, что со штуцеров, завсегда стреляют, ежели ядро промасленным куском войлока обмотать, чтоб нарезы не сбить. Они же, нарезы эти, стоют больше, чем десять простых пушек. А тут целая пушка штуцерная.
Юрий уже даже не шёл, а бежал. Когда Катарина забежала вслед за ним за угол, где стояли чудной сундук на колёсах, несколько необычных повозок и сама пушка, то увидела, как мимари, оглядел орудие со всех сторон, а затем потянул какой-то рычаг. У пушки отодвинулось донце и порох, который бабы набили через дуло, посыпался на землю.
— Эта пушка заряжается сзади, — явно очень стараясь не закричать, произнёс Юрий. Он подошёл к сундуку, сорвал приклеенную к тому бумажку, пробежался по письму глазами, а затем начал вертеть на непривычном замке шестерни со необычными значками. Вскоре замок сдался. Юрий с лязгом распахнул сундук, у которого дверца оказалась сбоку. То есть, то был железный шкаф на колёсах, а не сундук. Внутри лежали какие-то ящики.
Ми мари открыл один из них и вытащил большую латунную бутылку со странной пробкой.
— Выбивай ядро! — рявкнул Юрий на Глорию, стоящую тут же с банником в руках. Дочка Урсулы нахмурилась, но не стала перечить, а подошла к дулу и сунула в ствол инструмент.
— Принимай, — прорычала она, а когда её не услышали, повысила голос: — Принимай, говорю, глухие рыбины, а то вам всем слух и матку ёршиком прочищу!
Две девушки покрепче и помоложе, наверное, выбранные в пушкарки, бросились и стали ловить выпадающее ядро. Даже головами стукнулись. Порох, конечно, весь испортился, его теперь только на совок сметать вместе с песком.
— Доченька, — всплеснула руками Урсула, — где ж это ты так ругаться научилась?
— Мама! — огрызнулась Глория. — Я стражницей служила! Стражницей! Там не ругаются, там так говорят и даже думают!
Все, кто окружил стоянку с пушкой, а это и отряд, и Ребекка с Гердой, и Клэр с оруженоской, и вся прислуга, и гости имения, все захохотали. А потом поднялся шум и гам — Юрий открыл сундучок с серебром и золотом. Это было жалование за месяц.
Из толпы вышла леди Ребекка.
— Юрий, можно я преподнесу графине урок?
Мимари кивнул, хотя сам еле сдерживался, что не бурчать. Может, плохая была у Лукреции мысль спрятать бритву? Юрий же сам говорил, что если не побреется, превратится в обезьяну, а эта ведьма и решила поглядеть на такое чудо. Вдруг он уже обезьяной и становится? Злой такой и кусачей.
Катарина опустила взгляд на фигурку «валкири» со странным фонарём в руках. Но её не фонарь волновал, а кираса. Вроде бы Глория сильна в кузнечном деле и чугунном и бронзовом литье, надо будет с ней потолковать, осилит она такую кирасу. Ну, чтоб как голая, но в броне. И чтоб сиськи побольше были. Железа-то можно и в деревеньках по пути купить, а в походной кузне инструмент отменный, халумарский.
Тем временем рыцарша начала раздавать указания, и из усадьбы принесли стол, за который, однако, усадили не Клэр, а её оруженоску.
— Клэр, дитя моё, — заговорила леди Ребекка, — я не просто так приняла эту девчонку в твои оруженоски. Она потомственная купчиха, с молодых ногтей знает, как деньги считать. А тебе пока только предстоит изучить эту сложную науку. Научись подбирать своё окружение, тебе нужны будут преданные казначейки и советницы.
Графинька встала за спиной оруженоски и с видом телёнка, которого оставили без мамки, уставилась на кучу денег, которую Юрий самолично выложил на стол. Катарина хотела помочь, но мимари что-то пробурчал на своём языке, а потом добавил на всекоролевском: «Спасибо, я сам».
От этого Катарине стало ещё более неловко и тоскливо. Неужели она и есть причина грустного настроения Юрия?
Началась раздача денег. Как полагается, больше половины серебра отдали Ребекке. Ведь глава наёмничьего отряда сама потом раздаёт своим солдаткам по заслугам и договорённостям. Так принято. Так как именно голова нанимается, а не каждая баба по отдельности.
— Я чё-та не пойму, — произнесла Урсула, после того как получила своё серебро и встала рядом с Катариной. — А её сиятство тоже жалование получает? Она же не нанятая солдатка.
— Она получает преференции и подарки за графскую благосклонность, — огрызнулась храмовница.
— А чё ты такая злая? — широко улыбнувшись, спросила мечница.
— Отстань! — вспылила Катарина и сложила руки на груди. Ей и так было нехорошо, а ещё эта старая лезет с вопросами.
Тем временем шум толпы перерос в крики. Солдатки начали возмущаться, почему одним леди Ребекка выдала больше, другим меньше. В ответ рыцарша разбила кому-то лицо и припомнила нерадивость, нерасторопность и даже трусость. К чести Ребекки, та взяла себе только строго оговорённую, хотя и большую сумму, а забранные у опальных солдаток излишки отдала тем, кто отличился в походе, но даже убившей соратницу каторжанке досталась пара монет. К тому же доход отряда — это не только плата людям, но и траты на корм скоту, на порох, на провизию, на запасы для походной кузни и прочие нужные мелочи.
Много заплатили целительнице, которая не покладая рук зашивала раны после боёв, вытаскивала щипцами пули и толкла по ночам в ступке зелья. Половину остатка после отряда Ребекки, то есть почти четверть всей суммы жалования, получила Лукреция. Все завистливо шептались, пока на толпу снова не цыкнула леди Ребекка.
