Я прищурился и сделал шаг в сторону. На белёсых ножках толщиной с мизинец покачивались небольшие шляпки, как у поганки, только в высоту грибы были мне по грудь. Вся полянка ими поросла, создав непроходимую заросль.
Коротко улыбнувшись, я пошёл дальше, ориентируясь по встроенную в систему карту. Моя цифровая помощница создавала виртуальные зарубки и прокладывала путь. Если бы не она, сразу бы заблудился.
Но стоило пройти ещё немного, как туман рванул нам в лица, и из него выскочил, громадный серый мохнатый тарантул величиной со скорую помощь, а если измерять размах лап, то полтора десятка метров точно наберётся. За моей спиной, срывая голосовые связки, завизжала Лукреция и тут же лупанула по созданию молнией. Монстр издал звук, совсем как электрогитара, на которой взяли самую высокую ноту, и отскочил назад, затем снова бросился в атаку.
— Место! — прокричал кто-то из мглы, и ему вторило ехидное хихиканье десятков зловредных невидимок.
Паук на мгновение замер, блестя восемью чёрными глазами и словно решая, выполнять приказ или нет, но жажда крови в нём была сильнее слова хозяев, и тварь с треском ломаемых деревьев и чавканьем сминаемых грибов тараном пошла на нас. За мой спиной раздался выстрел. Это Урсула разрядила мушкетон в морду чудовища.
— Да бездна тебя побери! — завопила она, а следом пошёл отборный местный мат. Половину слов я даже не слышал раньше.
Я, почти не размышляя, кинул кольцо в сторону приближающегося врага и снял с артефакта чары. Промахнуться по такой туше было сложно, потому ярко-белая вспышка освободившегося пламени, по силе сравнимая со взрывом маленького газового баллона, разворотила пауку всю морду. В стороны отлетели хелицеры, быстро превращающиеся в бесформенные куски эктоплазмы и тающие ошмётки. Только это заставило тарантула обиженно попятиться. Был бы по-настоящему сильным духом, быстро бы восстановился, но, видимо, раскачал себя в размерах, но запасов сил не имел.
Снова грохотнула молния, оставив на морде паука, и без того изуродованной моим кольцом, ещё одну рану.
— Вы же обещали! — заорал я и несколько раз завертелся, пытаясь усмотреть хозяев долины, которые были где-то там, во мгле. — Вы нарушаете сделку!
В ответ раздался многоголосый хохот.
— Мы обещали, что не нападём. Они сами. Ты видел, — прошелестел целый хор невидимок.
— Уроды! Вы знали, что ваши шавки не усидят на цепи!
И снова хохот. Мерзкий. Мелочный. Глупый.
— Это, юн спадин, мож, вернёмся? — проканючила, подошедшая ко мне Урсула. Она приложила к щеке ладонь и страдальчески глядела на меня, ожидая ответа.
— Возвращайтесь, — прорычал я, а следом сорвался: — Катитесь ко всем чертям! Сам справлюсь! Всё равно Катарины уже нет! Эти уроды не держат слово!
— Юрий, — взяв меня под локоть, прошептала Лукреция, которую саму всю трясло, тем более что паук никуда не делся. Его громадный силуэт двигался в вязком мареве тумана на самой границе видимости, представая нам как смутное пятно. — Ты не выживешь, — продолжил волшебница.
— А я уже и не хочу жить, — выдернул я руку из пальцев магессы.
— Ты её так любишь?
— Да, бездна вас побери, да! — прокричал я, глядя на женщин, и опустил голову.
А ведь действительно. Только лишившись кого-то, понимаешь, насколько он нужен. Пусть Катарина излишне резкая. Пусть не понимает юмора и иногда перегибает палку, стараясь быть как все. Но она мне нужна. Она не такая, как женщины, с которыми я общался на Земле. Что сделает напыщенная дура, которой нагрубят в метро? Начнёт скандалить, типа, вы знаете, кто я? Да я!.. Да я!.. Или расплачется.
Что сделает храмовница? Нет, что она уже делала раньше? Помню, девушка встала на колени перед дёргающимся в агонии телом, в которое сама же вогнала кинжал-мизерико́рдию, и произнесла: «Я прощаю тебя, ибо тебе воздалось по заслугам, и помолюсь за твою душу». А в метро она просто зарядит в лицо кулаком, сломав нос или челюсть. Может, кто-то против сильных женщин, а я нет, если они не являются несуразной пародией на борчи́х за право быть неухоженными и быть ненаказанными за любую глупость, а остаются женщинами.
Катарина была женщиной. Хотела семью. Хотела детей. Хотела просто жить.
Я сжал губы, хмуро глянул на своих спутниц и продолжил путь вглубь леса. Чтобы она сейчас сделала, будь рядом? Наверное, попросила бы что-нибудь спеть.
Я поднял к верхушкам деревьев глаза, на которых навернулись слёзы, и запел песенку из старого мультфильма:
— Мы не мыши, мы не птахи, мы ночные ахи-страхи.
Песня тонула в тумане, как в вате. Ни малейшего эха, только приглушённые шорохи притаившихся тварей. Я прошёл ещё десяток метров и остановился. Впереди виднелся силуэт чего-то громадного, медленно расхаживающего на трёх ногах. Не знаю, у меня нет таких страхов, это не моё.
— Падла, — произнёс я, достал пистолет и несколько раз выстрелил. Тварь утробно загудела, шевельнулась, но с моего пути не отошла. А когда я попытался обойти через противно хлюпающие заросли грибов, сместилась, снова оказавшись на пути. Такую громадину не сдвинуть. Вблизи наверняка ещё страшнее.
Рядом встали Урсула и Лукреция, тоскливо глядя вперёд. Вокруг опять захохотали существа.
— Сволочи! Садюги долбаные! — закричал я и от злости пнул ближайшую корягу. И это мы ещё не вошли в настоящий бурелом, где гнилые стволы лежат друг на друге в три-четыре ряда, можно все ноги переломать.
Монстр вдруг опять загудел и исчез во мгле, словно его вспугнули. Стало совершенно тихо. Даже мурашки по спине побежали, и голос не хохотали.
— И что теперь делать?! — прошептал я и прикусил губу. Неужели, в самом деле, придётся вернуться ни с чем?
— И тут появляюсь я.
Мы втроём резко обернулись на этот негромкий, спокойный и смутно знакомый голос. А из тумана медленно проступила высокая фигура. Женский скелет, заключённый в прозрачную плоть. Бьющийся в груди вместо сердца большой полосатый окунь с ярко-красными плавниками. На лице — белоснежная фарфоровая маска. Это была Акварель собственной персоной.
Мы молча глядели на приближающуюся хозяйку Золотого Ручья. Лишь Лукреция вместо слов цокнула языком и протяжно вздохнула.
— Ты не рад мне, человек?! — наигранным вежливым голосом спросила потусторонняя знакомая, остановившись в пяти шагах от нас.
— Добить пришла? — огрызнулся я.
Акварель задрала лицо вверх, отчего из-под края фарфоровой маски стала заметна нижняя челюсть голого черепа, и звонко засмеялась.
— Напротив, ты создал для меня санпилар и оросил его своей кровью. Ты под моей опекой.
Я поглядел на спутниц, стиснул кулаки и шагнул к богиньке.
— И где ты была раньше?! — закричал я, ткнув пальцем в грудь этой пафосной дуре. Действительно, холодная и мокрая, как полагается воде. — Где?!
