— Побежали, — потянула Глушкова за руку магесса.
И снова мелькал городской пейзаж. Опомнился профессор только тогда, когда узенькая улочка внезапно кончилась, и виду открылась большая, украшенная фонтанами, цветочными клумбами и белоснежными статуями площадь. Венцом композиции был громадный готический храм, не уступающий в великолепии собору Парижской Богоматери. Отличался он разве что количеством шпилей и громадным круглым витражом, где изображалась во всём великолепии Небесная Пара, глядящая на идущих по площади людей со снисходительной улыбкой, с какой любящие родители наблюдают за неразумными, неуклюжими и чумазыми, но столь любимыми чадами.
Никто не остановил их, когда вошли в слегка приоткрытую дверь. Говорят, эти двери открыты всегда и для всех. Внутри пафосно играл орган, впрочем, не заглушающий сильного женского голоса, читающего нараспев молитву.
— Надо подождать, — произнесла Констанция, постаравшись оттянуть профессора в угол храма, туда, где стояли послушницы в серых рясах.
Профессор хотел уже сплюнуть имеющую вкус крови слюну, но сообразил, что уже в храме, и через силу сглотнул. Перед глазами снова поплыло, отчего Артём чуть не упал. Но зато начал возвращаться рассудок.
— Нет, — покачал он головой, — нет времени.
Профессор сделал глубокий вдох, задержал дыхание и зажал рукой сильно коловший левый бок. Староват для таких пробежек. Пусть земная медицина и помогла ему выглядеть на тридцать с большими копеечками, но ему всё равно было шестьдесят. Возраст не обманешь.
Профессор выдохнул, снова вдохнул, застонал и направился в сторону молящихся, вырвавшись из хватки волшебницы. Глаза начали бегать по присутствующим, выискивая преподобную мать. А в зале собралось около сотни человек. В основном вставшие на колено храмовницы, но среди них были и монахини, и богато одетые дворянки с мужьями. Все держали на уровне груди руки, сложенные в знаке Небесной Пары. Все со склонёнными головами.
— Вот она, — прошептал профессор и медленно, чтоб не нарушать атмосферу торжественности, двинулся к мраморному алтарю, стоящему перед позолоченными статуями божеств. А ещё он кожей ощутил, как в его спину сверлили взгляды молящихся.
Инквизиторша обнаружилась стоящей чуть позади женщины в пышных белых одеждах, воздевшей руки к Небесной Паре. Именно эта в белом читала молитву.
Когда до цели визита осталось пять шагов, преподобная мать слегка повернула голову. В этот момент поверилось, что она не совсем человек, ибо слух у неё был действительно нечеловеческий.
Инквизитоша медленно, не опуская той ладони, что с молитвенным жестом, отвела в сторону свободную руку и пальцем указала на место возле себя.
Проф улыбнулся и встал рядом с женщиной.
— Это из-за вас переполох на южных воротах? — не отрывая взгляда от алтаря, спросила преподобная мать.
— Наверное, — тихо ответил Глушков. Он поднял глаза на статуи, бросающие на пол, людей и мебель солнечные зайчики. Больше всего старался в этом опущенный к земле меч в руках Шаны. Золото было частично чернёное, а частично матированное, что придавало статуям реалистичности и подчёркивало контуры. Впрочем, и сорт золота отличался. У богини он был бледно-жёлтый, наверняка разбавленный серебром, а у её мужа — красный. Все вопросы отпадут, стоит выйти на площадь и поднять взор к небу, где сияют белое и красное светила. Единственными цветными деталями статуй были глаза — янтарные у Шаны и небесно-голубые у Сола. Почему-то вспомнился Юра и его рассказ о том, что все обращали внимание на его голубые как лёд глаза.
Пауза затянулась, а нужно было рассказать очень много.
— Я прибыл к вам с прошением, — прошептал Глушков и медленно достал из-за пазухи свиток, протянув инквизиторше.
Но та не взяла. Вместо этого, слегка отвела руку назад и жестом позвала кого-то. Краем глаза профессор заметил адъютантку, которая быстро подошла, взяла бумагу, развернула и начала читать содержимое на самое ухо своей госпоже. Читающая запнулась только тогда, когда начала перечислять имена богов, в отношении коих земляне просят разрешения молиться.
Бестафур. Сагрента. Акварель. У последней настоящее имя звучало вовсе не так. Как назвали богиню люди. Аква да ацера. Стальная Вода.
Имена резали слух, словно бритва. Даже молящаяся в белом на мгновение запнулась.
И снова тягучая пауза. Инквизиторша молчала. Она думала, что ответить.
— Вы много просите, — прошептала она. — Первые двое — элита легиона бога войны старого пантеона. Личная гвардия.
— Ну и пусть, — произнёс профессор. — Они сейчас нам очень нужны.
— Я знаю, зачем они вам нужны.
— Ничего вы не знаете, — повысил голос Артём.
Инквизиторша тихо зарычала и вцепилась в локоть профессора сильными пальцами. Казалось, ещё чуть-чуть усилит хватку и сломает кость.
— Кого ты видишь перед собой? — низким голосом протянула она, слегка наклонив голову к своему собеседнику.
— Вашу верховную жрицу?
— Да. Она единственная, кто чувствует Небесную Пару. Божества никогда не говорят с людьми, но можно ощутить их гнев, радость, брезгливость. А когда в наш мир пришли вы, халумари, верховная почувствовала любопытство, ощутила тёплую улыбку, какой улыбаются забавному зверьку, забравшемуся во двор. И не услышала ненависти или отвращения. На совете было принято решение — смотреть и не мешать вам без крайней на то необходимости.
— Не мешать — не значит не помогать, — продолжил Глушков.
— Вы не знаете, чего просите. Ладно бы только Аква да Ацера. Но эти двое — оружие воплоти. Вы хотите, чтоб мы вам дали оружие? Это безответственно.
— Боитесь, что обратим против вас? — произнёс профессор, возможно, даже резче, чем следовало.
— Боимся, что порежетесь. Я лучше вам дам открытую бочку с порохом и факел, — тоже огрызнулась инквизиторша.
Глушков скрипнул зубами. Разговор шёл не так, как хотелось. Но отступать некуда. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.
— Каждый халумари с рождения окружён тем, что может его убить, — профессор задумался на секунду, чтоб подобрать правильные слова и начал перечислять: ручные молнии электричества, ядовитые алхимические смеси для быта, горючие жидкости для машин. Да и сами машины, от малых повозок для одного человека до громадных поездов, опасны и не прощают ошибок. А то оружие, что есть у нас, в сотни и тысячи раз опаснее этих демонов. И потому те халумари, что не думают о последствиях своих шагов, раздавлены безжалостным прогрессом, как жук колесом телеги!
Профессор остановился, только когда осознал, что кричит на весь храм.
Всыпьте ему десять плетей, — произнесла, не оборачиваясь, верховная жрица и продолжила молитву.
— Перетерплю. И думается, аудиенция окончена, — пробурчал Артём и, хмуро надувшись, замолчал. Получается, что он зря шёл? Что весь этот ужас напрасен?
