Когда в клинике стало известно об инциденте, главврач собрал экстренное совещание.
— Я не позволю бросать тень на частную клинику. Репутация слишком дорого стоит и слишком тяжело восстанавливается! — кричал он гневно. — Кто вам разрешил заниматься частным расследованием? Вы не сыщик, а психиатр!
— Я в интересах дела… — начал было Володя.
— В интересах дела я сейчас же выписываю эту пациентку в связи с неоплатой ее лечения. А вы пишите объяснительную записку.
— Но это невозможно, она нездорова, ей некуда идти. — Володя лихорадочно подыскивал аргументы.
— У нас платная клиника, а не богадельня. В свободное от работы время можете «лечить» ее сколько хотите! Все, разговор окончен!
Валя как раз заканчивала обед, когда вошла медсестра и пригласила зайти к главврачу.
— Вынужден вас огорчить, но применяемые нами методы лечения не имели действенного результата. Считаю, что вам целесообразнее продолжить лечение в одной из государственных больниц, — произнес он как можно мягче.
— И что теперь будет? — спросила она беспомощно.
— Ничем не могу вам помочь. — Давая понять, что разговор окончен, главврач поднялся.
Когда Валя подошла к своей палате, там уже нянечка убирала ее постель, а медсестра собирала вещи.
— Говорят, что за эту больную никто ничего не заплатил, представляешь? — проговорила нянечка.
— Такого еще не было, — вздохнула медсестра.
В этот момент они обернулись и, увидев Валю, осеклись. Валя молча взяла кулек и пошла по коридору. В голове пустота. Куда идти? Что делать?
— Тебя выписывают? — спросила подошедшая Маша.
— Нет, выгоняют.
В этот момент к ней подбежал Володя и, взяв под руку, увлек за собой.
Они вышли из клиники, сели на лавочку. Долго-долго молчали.
— Идти тебе все равно некуда, поэтому поедем ко мне, — сказал наконец Володя. Они поднялись и пошли ловить машину. Главврач закрыл жалюзи и облегченно вздохнул.
Они стали жить вместе. Как будто так было всегда. Они уже не были врачом и пациенткой, а лишь женщиной и мужчиной. Съездили на ее квартиру и забрали вещи. Оказалось, что квартира была съемная и хозяйка все вещи сдала в ЖЭК. Валя развесила свою одежду в его шкафу, расставила чашки в его кухне и стала обживаться. Он по утрам уезжал в клинику, она ждала его дома: готовила, убирала, кормила черепашек. Вечером они вместе ужинали и смотрели телевизор.
— Знаешь, наверное, для писателя любое событие — сюжет, у художника весь мир — эскиз, а у психиатров — сплошной дурдом, — сказал задумчиво Володя.
— Ага, а у гинекологов — бордель? — Валя заливалась веселым смехом.
Они понимали друг друга, даже когда молчали. Володя ни на минуту не пожалел о том, что забрал ее к себе. В клинике ему не задавали лишних вопросов, хотя главврач выписал солидную премию. Правда, окружение не одобряло его выбор. Позвонила Инночка.
— Я понимаю, что все психиатры психи, но не настолько же! — сказала она агрессивно.
— Ты о чем? — холодно спросил Володя.
— О том, что некоторые выбирают себе жен в сумасшедших домах!
— Кстати, не хочешь обследоваться, там еще есть холостяки!
Валя расслабилась и смирилась, она уже не пыталась судорожно вспомнить что-нибудь из прошлой жизни. А зачем? Надо жить здесь и сейчас.
Однажды, спускаясь по лестнице, она поскользнулась, упала и сломала ногу. Боль была такая сильная, что в глазах потемнело.
— Скорее! «Скорую»! Тут женщине плохо, — услышала она чей-то голос сквозь уходящее сознание.
В мозгу промелькнула одна мысль: «Какое на мне белье?» И тут она все вспомнила. Неожиданно память, словно вспышкой, озарила ее прошлое.
С родителями Танечке повезло. Папа — летчик, мама — жена летчика, она — любимая дочка. Однажды отец взял ее с собой в небо. Она сидела в кабине, вцепившись ручонками в папино кресло. А он, такой большой и сильный, управлял железной машиной. Огромное бескрайнее небо раздвигалось и пропускало их самолет. Внизу оставались домики, люди, облака, а над ними только солнце. Это ощущение бескрайности Вселенной, красоты неба и ни с чем не сравнимое чувство полета останется с ней на всю жизнь. Во сне ей снилось, как она летает, а любимым детским развлечением было закрыть глаза и махать руками, как крыльями, словно паря над облаками. «Не залетай высоко!» — смеялась мама, когда заставала ее за этим занятием.
…Отец погиб в авиакатастрофе, когда ей было пятнадцать. А через год не стало мамы, она умерла от инфаркта, сидя на лавочке во дворе. С тех пор Таня перестала летать. Она все больше лежала на кровати и смотрела в одну точку. Девочка ощущала себя маленькой заброшенной песчинкой, одной на всей планете. Ей казалось, что даже самый слабый ветерок поднимет ее и понесет по миру. Не было не только слез, но и сил, желаний и мечтаний. В квартире остались родительские вещи, фотографии, запах. Странно: вещи есть, а людей нет. Родни не осталось. Только тетка приехала из Сибири через три месяца, чтобы оформить опекунство.
— Танечка, поехали, деточка, к нам в Сибирь, — уговаривала она девочку. — Там только климат холодный, а люди настоящие. Мороз убивает не только бактерии, но и вредные черты характера. Там, чтобы выжить, надо правильным человеком быть. Поедешь? — Она заглядывала в пересохшие Танины глаза.
— Не поеду, у меня здесь мама с папой.
Тетка все понимала. Она не приставала с пустыми разговорами и бесполезным сочувствием. Перед самым отъездом достала сверток с деньгами, неловко сунула его Танечке и почему-то сказала:
— Береги себя, не разменивайся по дешевке. И запомни, девочка, белье у тебя всегда должно быть хорошее. Вдруг упадешь, ногу сломаешь, чтобы перед хирургом не стыдно было.
Тетя уехала, Танечка осталась. Странно, но горе отступило. Тетя каким-то неимоверным способом забрала с собой всю скорбь.
Танечка окончила школу. Выпускное платье ей шили всем выпуском: и мамы одноклассниц, и соседки — все принимали участие. Началась взрослая жизнь. Ее, как круглую сироту, приняли в институт на льготных условиях. Институтская жизнь закружила-завертела. Влюбилась в профессорского сынка Ваньку. У него были слюнявые губы и холодные ноги, но он был послушным и добрым. Они садились играть в карты на интерес, и Таня выигрывала у него уборку квартиры и мытье посуды. Он завязывал ей шнурки на ботинках. Трогательно так опускался на колени и обувал ее, как богиню. А потом вдруг собрался и поехал в столицу учиться на профессора — не вечно ведь оставаться профессорским сынком. «Вот устроюсь и приеду за тобой», — сказал напоследок.
А в столице встретил другую и женился на ней. Одно слово: «Иванушка-дурачок».
А Тане снова захотелось летать. Она тоже собрала сумку и поехала искать свое счастье. Казалось, родители внимательно наблюдали за своей девочкой с небес и помогали ей, чем могли. А как бы иначе наивная провинциалка устроилась на работу на центральный канал?
