«Страшно только вначале, а потом привыкаешь. Причем привыкнуть можно ко всему», — думала она, сидя в своем аквариуме. Она уже привыкла к своему новому имени, к своему лечащему врачу и к больничному распорядку. Ей, конечно, было интересно, кто ее друзья и кто она по профессии. Есть ли у нее семья и если есть, то почему ее никто не проведывает. Но память угрюмо молчала. Не было никаких, даже косвенных, подсказочек. Она заинтересовалась своим нынешним окружением. В соседней палате целыми днями грустила толстушка. А напротив все время плакала очень красивая женщина. Любопытство победило такт, и она пошла на контакт. Двери здесь открывались легко, и общаться больным не воспрещалось.
— Привет, — несмело сказала Валя и нерешительно остановилась у двери толстушки.
— Привет. — Та подняла на нее маленькие заплывшие глазки. Она уже была наслышана о Валином необычном недуге. В глазках-щелочках мелькнул интерес. У нее уже давно не было ни к чему интереса.
— Меня зовут Валя. Вернее, я сейчас отзываюсь на это имя.
— А я отзываюсь на имя Маша, — сказала толстушка и предложила ей сесть.
Спустя полчаса они уже оживленно беседовали. Маша — провинциальная девочка — успешно вышла замуж за крутого мужика. Обычно провинциалки все делают успешно: выходят замуж и делают карьеру. У них для этого есть большой стимул — стать столичными и стать успешными. Маша стала не просто успешной, а очень успешной. Из некрасивой неустроенной девочки она сразу превратилась в благополучную женщину. Богатый и любящий муж ценил молодую жену и старался сделать для нее все. Он мог запросто свозить ее пообедать в Париж, а вечером повести на концерт местной знаменитости. Он одел ее не совсем стройное тело в меха и шелка, коротенькие пальчики украсил драгоценностями. Он возил ее по заграницам и учил изысканным манерам. Короче, лепил из нее леди и денег на это не жалел. Маша очень быстро вжилась в роль любимой женщины преуспевающего джентльмена и очень дорожила этой ролью. Это не был союз молодости и денег (благоверный был старше на пятнадцать лет). Это была любовь, освященная церковью. Она родила любимому сына и купалась в своем счастье и благополучии. Но однажды их машина перевернулась. Все остались живы и невредимы, но это был знак, что ничто не вечно под луной. Ни благополучие, ни счастье, ни даже жизнь. Когда она это поняла, то стала очень пугливой. Она стала бояться всего. Что муж однажды вечером не вернется с работы, что сын простудится, заболеет и умрет, что…
Да мало ли этих «что» в нашей жизни. Когда организм боится, он защищается. Защитная реакция Машиного организма заключалась в том, что он наращивал жировые клетки. А вдруг в скором времени придется голодать? За полгода бедняжка набрала тридцать пять килограммов. Даже если она не ела, все равно продолжала полнеть. Ее глаза превратились в щелочки, почки и сердце не справлялись с нагрузками, а отекшие ноги отказывались носить огромное тело.
Врачи назвали это «синдромом неожиданного богатства» и уложили бедняжку в клинику.
— То есть ты хочешь сказать, что можно заболеть страхом потери и страдать от того, чего еще не случилось? — Рядом с этим кошмаром собственная амнезия показалась Вале детским лепетом.
— Ну ты же боишься смерти, хотя она еще за тобой не пришла, — парировала Маша.
— Знаешь, по-моему, я уже умерла, а сейчас в моем теле живет другая женщина. И я очень боюсь, что та, прежняя, может появиться снова, — произнесла Валя.
— А как она может появиться? — У Маши глаза расширились и стали казаться большими.
— Из памяти, — просто ответила Валя. — Вот сейчас я Валя, живу себе в палате-аквариуме, и за меня все решают. Есть мужчина, который меня лечит и, может быть, даже любит. Я не знаю, кем я была, и чем дальше, тем меньше я хочу об этом знать. Какая разница? Это как прошлая жизнь. Вот ты знаешь, кем была в прошлой жизни?
— Бедной, несчастной, закомплексованной провинциалкой. Меня в институте называли «село неасфальтоване». Вот кем я была! — Маша достала из тумбочки яблоко и с жадностью впилась в него.
— Да я не о том. Говорят, что человек проживает несколько жизней на Земле. Каждый раз он воплощается в другом времени, другой стране и в другом теле. Понимаешь?
— А, ты об этом… Мне говорили, что я была воином в войске Чингисхана.
Валя с сомнением посмотрела на огромную бесформенную тушу и подумала: «Видно, этот воин сильно нагрешил в прошлой жизни».
— Хочешь чего-нибудь? — спохватилась Маша и стала доставать из тумбочки сухофрукты, апельсины и яблоки.
В тот момент, когда женщины с аппетитом уплетали дары природы, в палату вошел Володя.
— Вот ты где пропадаешь. — Он улыбнулся Вале.
— Расширяю круг общения. — Валя улыбнулась доктору совсем как близкому другу. От Маши не ускользнула эта улыбка. Они пошли в соседнюю палату, оставив толстушку доедать в одиночестве.
— Ну как ты? — спросил он. В голосе слышалось волнение.
— Что-то случилось? — Валя мгновенно уловила интонацию.
— Аквариум оказался пустым, и я испугался за «золотую рыбку».
— Твоя «золотая рыбка» умеет не только отгадывать желания, но и исполнять их. — Валя лукаво улыбнулась.
— Ты путешествовала по другим аквариумам? — Он как будто не замечал ее игривого настроения.
— Слушай, а почему эта женщина справа от меня все время плачет?
— Это известная актриса. Она всю жизнь и на сцене, и в быту играла коварных красоток и соблазнительных стерв. А однажды ей вдруг стало жалко всех голодающих детей мира, и она стала скорбеть о них. Не помогать, а именно оплакивать их горькую долю. Возможно, наложился синдром нерожденных детей. Бурная молодость, аборты, плата за грехи.
— Это лечится?
— Есть болезни, которые лечатся, а есть такие, которые только диагностируются. Тебе станет легче, если ты будешь знать, что твой синдром впервые открыл какой-нибудь Фрейд и что им переболело, скажем, пять тысяч двести пятьдесят особей рода человеческого? Понимаешь, у каждого человека очень сложный душевный мир, который надежно закрыт от посторонних. И что там творится — одному Богу известно. Ну, может, еще и психиатру чуть-чуть. — Он усмехнулся.
— А может, ей надо пострадать и посопереживать? — предположила Валя.
— Чистое страдание, которое ничему не учит и ничего не меняет, — это бессмысленное страдание.
Валя посмотрела в соседнюю палату. Женщина сидела в печальной позе, обхватив руками голову, и качалась из стороны в сторону.
— Володя, а если я ничего не вспомню, меня отсюда не выпустят? И вообще, что со мной тогда будет? — Она вдруг задала самый главный вопрос.
Врач растерялся. Он не ожидал этого вопроса сейчас. Хотя все последнее время думал об этом. На самом деле мы приходим в этот мир каждый со своим заданием, но при рождении все забываем и начинаем с чистого листа. Искать свое место и свой путь. При этом никто никого не лечит.
