Она не обращает внимание на мои попытки подняться.
– Но я не хотела. Не собиралась. Понимаешь?
Она говорит, а ее голос разносится эхом и тает.
– Мне пришлось, ым, наказать мою Лилочку.
Слова едва различимым шепотом долетают до меня откуда-то издалека, откуда-то из темноты.
– А еще мне жаль, Костик, что ты не сможешь закончить мою татуировку. Мне бы хотелось, чтобы ты увидел их всех вместе. И папу, и дядю Вову, и…
Она что-то еще говорит, но я не могу расслышать. Все плывет перед глазами. Словно сквозь туман наблюдаю, как Майя поднимается. Как очертания демона на ее спине превращаются в лицо моего отца. Я теряю сознание.
* * *
Я лежу в темноте.
Мне страшно.
Где я?
Как такое могло произойти? Это же мой сценарий. Я автор своей жизни. И только мне решать, как будет развиваться сюжет. Или нет?
Я лежу.
Не могу пошевелиться. Кажется, я даже не дышу. Но не паникую. Напротив, в мыслях полная ясность. Меня не заботит, кого выбрали президентом соседней страны, кого разоблачило очередное журналистское расследование. Мне плевать, кто из звезд и как кривляется перед вспышками фотокамер.
Добро. Ложь. Для меня его больше не существует. Все, чему меня учили в детстве, оказалось ложью. Добро – это слабость. Добро. Красивое слово, оправдывающее и прикрывающее собственную неспособность, беспомощность. И в моем сценарии чересчур много этого слова.
Я лежу.
Мне страшно.
Не хочу умирать. Я хочу сам распоряжаться своим сюжетом. И я не готов проститься…
Чем сейчас занята Майя?
Эта сумасшедшая рушит все мои планы. Откуда она знает моего отца? Что ей нужно от меня? Мне не понять ее мотивов, но я точно знаю, что она собирается сделать со мной что-то плохое.
Мне страшно.
Зло. Его тоже не существует. Глупая страшилка. И оно с разных сторон выглядит по-разному. Даже Майя, несмотря на всю мою ненависть к ней, не настоящее зло. Зло в глазах одного человека вполне может оказаться добром для другого.
Я лежу.
Пытаюсь открыть глаза. Они слипаются, но я успеваю заметить, как слева от меня роется в сумке Майя.
Нет сил.
Сила.
Существует только сила. Вот где правда. Справедливости, любви, ненависти не существует. Только химия и сила. Сила всегда побеждает. А как в итоге ты назовешь эту силу, сути не изменит. Отношение – лишь краска, оттенок, в который человек облачает силу и приправляет неконтролируемой химией. Для удобства или для корысти.
Стараюсь прийти в себя. Закрываю и вновь открываю глаза. Это все, на что я сейчас способен.
Вижу, как Майя выглядывает в окно. Она нависает над подоконником и что-то высматривает внизу.
Добро побеждает зло.
Чушь.
Сила. И точка.
В этом мире нельзя отыскать справедливость.
Нужно поговорить с Майей.
Я должен срочно что-то предпринять. Приказываю телу подняться. Встать! Представляю, как мои руки цепляются за стену, мне трудно, но я поднимаюсь. Сначала на колени, затем встаю в полный рост. Представляю, как замахиваюсь и оглушаю эту чокнутую стулом. Но вместо выполнений приказов мое тело выпускает слюну изо-рта и продолжает моргать.
Бесполезно.
Догадываюсь. Нет. Уже знаю, куда сворачивает мой сюжет.
Может, я смогу ее уговорить? Отговорить.
Неужели в моем сценарии главный герой умирает? Погибает от рук маньячки? И что? Ему не спастись?
Я чувствую.
Приближается.
Кровь. Смерть.
* * *
Глеб просыпается от собственного крика.
Простыня пропиталась потом.
– Опять кошмары?
Он не отвечает. Тяжело дышит и смотрит по сторонам. На тумбочке нет сигарет. Как назло.
– Сварить тебе кофе?
– Нет.
Глеб натягивает штаны. Он сейчас же отправится в магазин. Купит целый блок и зажигалку.
– Что тебе приснилось?
– Ничего.
– Глеб. Ну перестань. Опять тот сон? Встреча с врачом не помогла?
Он набрасывает куртку на голое тело и в тапочках выходит из дома.
– Нет.
– Может, нужно еще раз сходить?
– Нет.
– Но почему?
– Не могу. Я и в прошлый раз не дошел.
Глеб останавливается в дверях. Смотрит на жену. Он чувствует себя виноватым.
– Не могу откровенничать с чужим человеком, – добавляет он и возвращается в дом.
Эмоции отступают. Глеб снимает куртку и садится на пол в прихожей.
– Поговори со мной.
Алла подходит и садится рядом.
– Выговорись. Мне больно видеть, как ты страдаешь. Поговори, я выслушаю.
Глеб обнимает жену.
Алла права, так жить невозможно. И если уж он не собирается говорить с психологом, может, стоит наконец открыться человеку, который искренне заботится, который столько лет рядом.
– Хорошо. Я расскажу.
– Пойдем.
Алла помогает мужу подняться и ведет на кухню. Она усаживает мужа за стол и наливает кофе.
– Я никому не говорил.
Женщина в ответ кивает.
– Речь пойдет о том вечере, когда Вову… когда его не стало.
Он подвигает чашку, насыпает сахар и рассказывает, как в тот день торопился встретиться с другом и предупредить его об опасности. Как несся через весь город и непрерывно звонил.
– У меня было плохое предчувствие. Я знал… Звонил, не прекращая набирал, но Крот, как назло, не брал.
Глеб рассказывает, как он забежал в отделение, затем не нашел Владимира в квартире. Рассказывает, что тогда он выбежал из дома друга и поспешил по адресу девочек на Лесную.
– Я тогда уже знал, что Лилия врет. Что она больна. Понимаешь?
Он трет лоб и смотрит на рассыпанный сахар возле чашки.
– Я же мог предотвратить…
– Не вини себя.
Алла осекается, умолкает и продолжает слушать.
Глеб говорит, что когда он добрался до Лесной, на лужайке перед домом обнаружил тело Владимира.
– Он валялся с пробитой головой под окном.
Алла кивает.
Она уже слышала эту жуткую историю. Никаких новых подробностей ее муж пока не раскрыл.
Глеб говорит, что он вооружился и зашел в дом.
