Глеб отгоняет дым, отгоняет мысли о том, что это девочка убила своих мать и отца и… И Владимира.
– Простите, сигареткой не угостите? – незнакомый голос возвращает Глеба в реальность.
– Да-да.
Он отвечает, лезет в карман, бросает взгляд на незнакомца и чуть не вскрикивает от неожиданности.
– Крот?
Владимир, старый друг, стоит перед ним. Те же очки, тот же морщинистый лоб, та же дурацкая ухмылка.
– Простите, что?
Глеб несколько раз моргает, пелена спадает.
Да, незнакомец чем-то похож на его друга, но это не он.
– Обознался, – говорит Глеб и щелкает зажигалкой.
* * *
Дождь закончился. На улице окончательно потемнело.
Они возвращаются к дому.
Необычно изогнутая крыша выглядывает из-за крон высаженных по периметру деревьев. Высокий забор. Сквозь узоры кованых ворот блестит в свете луны мокрая после дождя ухоженная лужайка. Роскошный трехэтажный особняк. Впрочем, на этой улице он не сильно выделяется на фоне соседних домов.
Ворота не заперты.
Лилия отказывается подходить, но младшая живо пробегает по дорожке на веранду. Прислоняет ладони к стеклу, смотрит через панорамное окно и радостно кричит.
– Мама!
Девочка стучит кулачком в окно.
– Мама дома!
Лилия подходит и заглядывает.
– Точно, ым, мама.
– Она дома! Смотри!
Девочка стучит, но мама, похоже, спит и не слышит.
Рядом с панорамным приоткрыто обычное окно. На нем решетка от грабителей. Решетка выглядит не очень эстетично, никакой гармонии с архитектурой дома. Прутья слегка выпуклые и на первый взгляд прочные. Сломать вряд ли получится, но расстояния между ними такие, что мелкий человек вполне сможет пролезть. Хрупкая девочка, например.
Майя без труда прощемится.
– Давайте не будем звонить в дверь? Пожалуйста.
Майя хватает Владимира за руку.
– Дядь Вова.
Полицейский не отвечает.
Он щурится, смотрит по сторонам, оценивает обстановку. Здесь подозрительно тихо. На улице темно, без очков ничего не разглядеть.
В доме выключен свет и, похоже, все спят.
Странно.
Перед домом припаркована машина. Мигают аварийные огни.
Что-то здесь не так.
– Что-то не так, – говорит полицейский вслух, подходит к открытому окну и дергает за решетку.
– Дядь Вова, ну можно сделаю маме сюрприз? Влезу в окошко.
– Сюрприз?
– Она так обрадуется.
Владимир не отвечает.
Не нравится ему это все.
Можно назвать это интуицией или профессиональным опытом, но Владимир чует неладное. На первый взгляд ничего подозрительного. Обыкновенный дорогущий дом, обыкновенная лужайка и отключенный фонтан. Но как возможно, что родители не обратились в полицию? Дети пропали, а они просто легли спать.
Он опускает взгляд.
Рядом, у стены, стоит лопата. С горизонтальной пластиковой, с виду шершавой рукояткой.
– Богатеи.
Неудобно же работать такой. Зачем все эти ненужные понты? Для чего переплачивать? Обыкновенную деревянную, с ровным черенком, не судьба купить? Цена на функциональность уж точно не влияет. Хоть ты золотом покрой, хоть ты бриллиантов навтыкай. Лопата – она и в Африке лопата. Да и вряд ли хозяин дома лично пользуется садовым инструментом.
Богатеи.
– Можно? – Майя прерывает рассуждения.
Владимир смотрит на подскакивающую девочку.
– Дядь Вова. А?
– Хорошо.
– Ура! – Девочка хлопает в ладоши. – Сюрприз для мамы.
Полицейский улыбается и подсаживает младшую.
Почему нет?
Он гонец, что радостную весть несет. Никто же не будет против, если мать воссоединится с пропавшей малышкой.
В конце концов, какая уже разница?
– Последнее дело, – бормочет Владимир и помогает Майе протиснуться через прутья.
Лилия не отрываясь смотрит через окно за спящей мамой.
– Значит, ым, мама вернулась.
– Похоже на то.
Наверное, она прогнала отца, рассуждает про себя Лилия. Наверное, мама сумела, решилась.
Слезы облегчения капают.
– Значит, теперь она, ым, в безопасности, – говорит Лилия вслух и оборачивается к полицейскому.
* * *
Вторая татуировка получается куда выразительнее первой. Может, дело в самой фотографии, а может руки размялись. Полоска посреди портрета прибавляет изюминки. Так рождаются шедевры. Легкий брак, ошибка, неточность, именно в них прячется гениальность.
Странное ощущение.
Кажется, что у меня не осталось сил, и одновременно с этим я готов еще работать. Голова гудит, спина и ноги затекают, забинтованная кисть щиплет, а я продолжаю украшать тело клиентки.
Скорее всего, если я сейчас заговорю, язык будет заплетаться. Похожее со мной случалось.
Но я продолжаю работать. Делаю вид, что мне легко, даже не вид, в такие моменты я сам верю в то, что мне легко. Но стоит прерваться. Хоть на полчаса отвлечься. Все. Пиши пропало. Развезет.
– Что там по эскизу? – перекрикиваю жужжание и продолжаю прокрашивать тени. – Обсудим задумку?
Язык, как я и ожидал, слегка заплетается. Он словно опух, и теперь ему тесновато во рту.
– Я почти закончил. И чтобы не терять время, могли бы…
– Ым, мне нужен перерыв.
Неожиданно клиентка отвечает.
Я не рассчитывал, и, признаться, обрадовался, что у нас наконец-то наладился хоть какой-то контакт.
– Да конечно, – говорю и выключаю машинку. – Отдохнем, сколько потребуется.
Я храбрюсь.
Продолжаю делать вид, что не устал, что перерыв нужен только ей.
Закуриваю.
Дым повисает под потолком. В непроветриваемом помещении, с наглухо закрытыми окнами дым стелется туманом.
Клиентка садится на край кушетки.
Я показываю – извини за курение, но выйти нет возможности, а терпеть дальше я не могу.
Она без спросу берет пачку. Достает сигарету.
Я щелкаю зажигалкой.
Девушка делает неуверенную затяжку и закашливается. Она пытается ухватить ртом свежий воздух, но в помещении уже не продохнуть. Слезы катятся у нее по щекам, глаза краснеют.
