Глеб затаптывает окурок, поправляет прическу и заходит в заведение для душевнобольных.
По пути он подготовил и отрепетировал целую речь, чтобы объяснить, кто он такой, зачем пришел и к кому. Но произнести заготовку ему не дают. В окне регистратуры на него смотрит знакомое лицо Катиной сестры. Она мгновенно узнает Глеба и осуждающе качает головой.
– Чего пришел?
– Доброе утро.
– Ну теперь не совсем уже доброе.
Она никогда не испытывала теплых чувств к Глебу. Всегда считала, что он не подходит ее сестре. Говорила, что он обманет, обидит, использует и бросит Катю. И она никогда не забывала продемонстрировать сестре свое отношение к Глебу. По любому поводу повторяла – вы с ним, с «этим», не пара. Чувствовала, наверное, что-то. И ее чутье не подвело.
В итоге она оказалась права.
– Я…
– Ты в качестве пациента к нам?
Она не дает вставить слово, не дает объяснить. Но Глеб пропускает мимо ушей глупые колкости.
– Мне бы. В общем…
Глеб не хочет грубить, но и особо любезничать настроения нет.
– Я к Кате приехал. И мне нужно…
– Не нужно. Вали откуда приехал.
Девушка отворачивается и делает вид, что сильно занята. Двигает шуфлядку, поправляет журнал.
– Послушай. Мне очень жаль, что мы вот так с твоей сестрой. – Владимир зачем-то начинает оправдываться. – Жаль, что у нас…
Лицо в окошке искривляется. Вот-вот пальцы скрутятся в неприличном жесте и направятся в сторону Глеба.
– В общем, не хочу ворошить прошлое. Я тут не за этим. Позови, пожалуйста, Катю. Я приехал по работе.
Лицо в окошке морщится, словно сейчас девушку стошнит. Она бросает взгляд на букет.
– Уходи.
Вот зря она так.
Терпение у Глеба есть. Есть. Но оно не резиновое. И в лучшем своем настроении он мог бы ей нагрубить. А сегодня, можно сказать, – сама напросилась.
Вдох.
– Глеб? – слышится за спиной знакомый голос.
Он оборачивается.
Катя выходит из-за угла.
Она несет какие-то тапки. Или это конверты. Несет какие-то поделки пациентов. Несет вязанный спицами или крючком результат, нет, продукт контактной терапии.
Глеб это знает.
Считается, что лепка, рисование, оригами и прочие подобные занятия положительно влияют на состояние пациентов. Возможно, оно так и есть, но куда складывать бесконечную коллекцию? Где хранить шедевры? Поделки запрещено выбрасывать.
Выдох.
На секунду Глеб огорчается, что не удалось поскандалить, но тут же переключается и выдает свою вторую заготовленную фразу.
– Привет, Кать.
Его глаза застывают на голове медсестры. И он едва сдерживается, чтобы не засмеяться.
На девушке надет забавный чепчик. Видимо, очередное нововведение в дресс-код больницы.
Раньше, в то время когда они с Катей встречались, медперсонал заставляли носить поверх халата зеленые повязки, чем-то похожие на передник. Те передники веселили Глеба. Веселили, но и вызывали сочувствие. Максимально неудобные, вечно цепляющиеся за все подряд нелепые тряпки. И никого не волновало мнение сотрудников. Внешний вид должен оказывать благоприятное влияние на состояние больных, и всем плевать на состояние медперсонала.
Теперь их модельер, очевидно, шагнул дальше.
– Что ты здесь?
– Это тебе.
Глеб протягивает цветы и улыбается.
Сейчас, даже если он рассмеется над чепчиком, будет выглядеть словно он смеется от смущения.
Лицо Кати багровеет.
Она растеряна, но букет принимает.
– Скажи ему, пусть проваливает, – подсказывает недовольный голос из регистратуры.
Голос сыплет гадости, но Глеб не обращает на него внимание.
– Я к вам по долгу службы, как говорится.
Он смотрит на Катю, рассматривает чепчик, обращается на «вы», а нелепые слова сами вырываются изо рта. В голове успевает проскочить мысль, что эта глупая фраза запоздала на несколько веков.
– Меня интересует один ваш пациент.
Катя делает долгий выдох. Расслабляет руки и вязаные конверты чуть не падают на пол.
Она улыбается.
Непонятно, то ли от облегчения, то ли от досады. Румянец исчезает так же внезапно, как и появился.
Катя показывает идти за ней.
– Пациент, девочка.
Глеб пытается по пути рассказать, зачем пришел, но Катя не отвечает. Похоже, девушка не собирается разговаривать в коридоре. Она долго ждала этого момента, пусть теперь Глеб немного подождет. Она ведет себя как при последней их встрече. Словно в тот день Глеб поставил не жирную точку, а слегка накрошил многоточием.
Они заходят в кабинет.
Небольшая комнатушка, довольно тесная, практически без мебели, но в ней есть окно. На окне стоят пустые глиняные горшочки, вероятно, тоже сделанные пациентами.
Катя набирает воду и ставит букет в банку недалеко от кривых горшочков.
Глеб садится на стул сбоку от стола.
– Возможно, она лечилась здесь у вас?
– Возможно.
Катя отвечает коротко.
Начинается неловкий разговор. Неловкий, как и ожидал Глеб. Да и как вообще можно ловко разговаривать с бывшей, если бросил ее через сообщение на телефоне, потом не отвечал на звонки и надеялся, что больше никогда не встретить. Тем более в таком чепчике.
– Я смотрю, у тебя теперь свой кабинет.
– Угощайся.
Катя пододвигает пакетик с конфетами и берет одну.
– Ой. Дай угадаю. Птичье молоко?
Девушка пожимает плечами.
– Хоть что-то в этом мире остается неизменным.
Он смеется и разворачивает конфету.
– Ну, теперь я слушаю. Что за долг такой службы привел сотрудника полиции к нам? В нашу скромную обитель.
Катя говорит и ведет себя неестественно. Спина ее прямая, плечи расправлены и напряжены. Она словно неопытная актриса, которая отыгрывает роль из второсортного дневного телесериала.
Впрочем, ведет себя под стать Глебу.
– Я уже пытался объяснить. Мне нужно побольше узнать об одной пациентке, девочке. Возможно, ты смогла бы нам помочь?
– Вам? Кому вам?
– Мне и Владимиру.
– Ах, да… Владимиру.
Она делает из пальцев очки и подносит к лицу.
– Кстати, как там твой дружок?
