– Тогда что мне?
– Ничего, – не дает договорить Брянцев. – Свободен.
Владимир продолжает сидеть и смотреть на начальника.
Да что вообще происходит?
В такой ситуации Брянцев не стал бы дожидаться подчиненного в кабинете, чтобы просто отчитать. Никак не стал бы, вызвал бы к себе.
Тем более не стал бы шутить.
– Все?
– Ты плохо слышишь? Живо поднялся. Кругом. И шагом из кабинета марш.
Вот теперь звучит знакомый тон начальника. Владимир едва сдерживает улыбку.
Начальник выглядит растерянным.
– Я ничего не понимаю. А мой рапорт?
Владимир сам напрашивается.
– Иди уже. С глаз моих. Рапортщик. И чтобы до конца недели я тебя не видел в отделении.
Он говорит как коп из американских фильмов, который готов отмазать главного героя, вытащить из любой передряги. Не хватает пончика в руке или толстой сигары в зубах.
– Надеюсь, ты меня понял.
Владимир кивает.
Похоже, увольнять его и вправду никто не собирается. По крайней мере не сегодня.
– А в понедельник чтоб как стеклышко. И первым делом ко мне.
Брянцев отставляет чашку, встает и подходит к окну. Он стоит, ждет, пока подчиненный испарится.
– Есть, – отвечает Владимир на манер солдата из все тех же американских фильмов и разворачивается, чтобы уйти, пока начальник не передумал.
– Постой, – окликает Брянцев и продолжает смотреть в окно. – Что там у вас с Аллой?
– Нормально.
– Могу чем-то?
Владимир мотает головой.
Начальник стоит спиной и не видит ответ, но и без того он догадывается, что ответил подчиненный.
Владимир морщит лоб. А вот и отгадка. Вот почему начальник такой снисходительный. Он узнал… Не стал орать, не стал наказывать.
Брянцев дважды разведен, так что он без объяснений знает, каково сейчас Владимиру.
– Ну ты, там, смотри. Чтоб все нормально.
– Спасибо.
Начальник откашливается и так же, глядя в окно, добавляет:
– Главное, не сочиняй себе того, чего нет.
Эта фраза как нельзя кстати для Владимира. Но начальник опоздал со своим советом лет этак на пятнадцать. Ложь и фальшь насквозь пропитали всю личную жизнь Владимира. И как ты ни старайся, как ни притворяйся, но без правды в фундаменте никакая семья не выстоит. Можно годами делать вид, что все хорошо, что ты ни о чем не догадываешься. Но это не поможет. Рухнет карточный домик и погребет под завалами надежду… и желание жить.
– И не забывай, что у тебя есть к кому обратиться. Ты не один. Если что, ты знаешь, где мой кабинет.
Владимир стоит.
Он не знает, что ответить.
Он никогда не считал Брянцева своим другом или приятелем, впрочем, и сейчас не считает. Но всегда приятно знать, что есть на этой планете человек, которому не плевать на тебя.
– Что завис? Иди домой. Приходи в себя. И возвращайся нормальным полицейским.
– Спасибо.
– Соберись.
Владимир выходит из кабинета.
Хотелось бы ему жить, как Брянцеву. Менять жен одну за другой как перчатки. Раздавать экспертные советы и ни о чем не жалеть. Но не получается. Владимиру нужны лишь его Алла и Костик. Только они. И он готов закрыть глаза на любую ложь, на любое предательство, лишь бы любимая семья была рядом. Владимиру хотелось бы… он на все готов и согласен, но его мнения уже никто не спрашивает.
Странный разговор с начальником сбивает с толку. Полицейский вспоминает зачем пришел, только когда спускается по ступенькам крылечка и закуривает.
– Стоп. Майя и Лилия, – выдувает он имена вместе с дымом.
Вовремя опомнился.
Домой нельзя.
Он должен разузнать о семье девочек. Должен пообщаться с сотрудниками из соцопеки.
И как бы ему это ни было противно, ноги затаптывают едва начатую сигарету, разворачивают тело, шагают по коридору и останавливаются напротив двери в левом крыле здания.
Рука тянется открыть, кулак застывает в нерешительности.
Табличка гласит, что за деревянной дверью «Уполномоченные органы в сфере опеки, попечительства и патронажа».
Глаза перечитывают надпись. Верхние зубы со скрипом трутся о нижние, давят, готовые раскрошить друг друга. Ноздри раздуваются, сопят от ненависти. Пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что вот-вот ногтями выдавят мясо с ладоней на пол. Сердце то замирает, то начинает колотиться как сумасшедшее.
«Уполномоченные органы в сфере опеки, попечительства и патронажа».
Именно там, за этой проклятой дверью, решили его судьбу. Решили встать на сторону Аллы. Не суд. Суд здесь ни при чем. Это они решили, что Костик должен жить с матерью. Именно из-за них, из-за «этих», суд вынес ядовитый вердикт – Владимир плохой, отвратительный отец. И он не достоин воспитывать ребенка. Не достоин своей собственной семьи. Не достоин счастья и нормальной жизни.
Естественно, вердикт оформили красивыми словами, но суть от этого не поменялась.
Приговор – раз в неделю встречи с сыном и двадцать пять процентов ежемесячные выплаты из зарплаты на алименты.
«Уполномоченные органы в сфере опеки».
Противно стучать в этот кабинет.
Лучше нырнуть с головой в выгребную яму. Лучше съесть килограмм промасленных гвоздей. Промасленных и вывалянных в песке. Лучше напороться животом на грязные вилы. Лучше до крови прищемить мизинец на ноге железной дверью. Чем видеть эти лица. Чем слушать эти голоса.
Несколько коротких выдохов, как перед прыжком с парашютом. Глубокий вдох. Если бы Владимир умел, он бы еще и перекрестился.
Костяшки отрывисто ударяют по дереву, и полицейский заходит к своим врагам.
– Добрый день.
Обычно в отделении он приветствует людей фразой «Добрый день, коллеги» или «Добрый день, друзья». Но в этом кабинете для Владимира больше нет ни друзей, ни коллег. Нет ни одного человека, которому он готов без отвращения протянуть руку для рукопожатия.
* * *
Автобус шипит и останавливается. Двери скрипят, разъезжаются. Голос из динамика объявляет остановку, напоминает, что это конечная.
– Уважаемые пассажиры, автобус дальше не идет. Пожалуйста, не забывайте свои вещи в салоне.
Глеб выходит.
Он покупает в киоске букет. Цены кусаются, но идти с пустыми руками нельзя. Не принято.
Хороший бизнес, стоит признать, эта торговля цветами. Себестоимость букета в десятки раз ниже отпускной цены. Прибыльное дело. Особенно возле больницы. Выгоднее, наверное, только цветочный магазин возле загса или кладбища. Естественно. Каждый хочет выглядеть воспитанным и внимательным. И каждый купит букет или хотя бы один цветочек.