Она говорит и подмигивает. На этот раз у нее получается правдоподобно улыбнуться.
– Папочка, я говорю, что сейчас самое время открыть для тебя коробочку вкусных конфет. Принесу для тебя замечательный набор шоколадных. Что мы тут жуем печенье. – Она разводит руками.
Мама удивленно поднимает брови. Она не пьяна, и она видит, что ее дочь ведет себя странно. Для любой матери достаточно короткого взгляда, чтобы понять, что в мыслях у ее ребенка. А с Лилией можно и не смотреть, понятно, дочь что-то задумала.
Мама мотает головой. Не надо.
– Пап, папочка, ну правда… скажи, ведь вкуснейшие шоколадные конфеты куда лучше, чем это… недоразумение. – Лилия демонстративно отодвигает банку.
Отец смотрит на дочь, на жену, на стол, на печенье.
Размышляет.
– А что. Ли дело говорит. Есть у нас? – Он дергает жену за шею. – Что молчишь, мразь?
Мама пожимает плечами и продолжает взглядом умолять Лилию не совершать глупостей. Женщина боится, что дочь может еще больше разозлить и без того озверевшего мужа.
Лучше переждать. Потерпеть. Не перечить.
– Лучше я все сделаю, – подмигивает Лилия. – У нас как раз есть вкусные. С орешками. Если не ошибаюсь с твоими любимыми, с лесными. Подожди, папочка, я сейчас все принесу.
Девушка встает и быстрым шагом идет к шкафу.
Там никаких конфет нет и не было никогда. Будь отец хоть немного трезвее, сразу бы разгадал план Лилии.
Конфет нет.
Зато там стоит и ждет своего часа тяжелая спасительная ваза.
Нужно только подгадать, когда отец отвернется.
Выбрать удачный момент. Схватить вазу.
И…
– Ли! А ну стой!
Девушка замирает.
Неужели он… все понял? Догадался.
Ее плечи застывают на вдохе. Она жмурит глаза. Сейчас он подбежит и ударит ее по спине или бросит в нее чем-нибудь тяжелым.
– Ли. Твои «ым-ым», мычания…
Девушка ждет.
– Они пропали.
Лилия пытается понять по интонации: это существо радо или злится. Что нужно ответить?
А ведь и правда. Он прав.
Девушка свободно произносит слова. Сердце колотится, влажные ладони трясутся, но заикания пропали.
И эти звуки. Струны. Их тоже нет.
– Да, папочка. Это удивительно. И мне тоже радостно, – говорит она и продолжает жмуриться в ожидании удара. – Наверное. Да… Кажется, папочка, ты прав. Куда-то пропали они. – Лилия открывает глаза. – Мне легко произносить любые слова. Удивительно.
– Хах. Удивительно, говоришь? А я ничего неожиданного не вижу. Ты молодец. Моя девочка. Хах. Это же значит, что ты успокоилась.
Он довольно хохочет.
– А ты что молчишь, тварь? Молодец наша дочь? Хорошо, что моя Ли успокоилась?
Лилия не оборачивается. Она слышит, как его руки бьют маму в живот. Как мама стонет в ответ на каждый удар.
– Молодец? Молодец или нет? – Он шипит сквозь зубы. – А? Отвечай. Отвечай, мразь! Мо-ло-дец? – Он отделяет каждый слог ударом. – Я спрашиваю! Наша дочь молодец? Моя дочь молодец?
– Да, – отвечает мама сквозь хрип. – Да.
– Что да? – Его голос прорывается через плотно сомкнутые челюсти. – Что? Что?
Что да?
Самые страшные картинки из прошлого воскресают в памяти Лилии. Мама стонет, стены сжимаются, кровожадное существо сопит и пыхтит.
– Она у нас молодец, – всхлипывает мама.
– Как? – Его голос прерывается звуками ударов. – Как ты разговариваешь со мной? Животное! А ну! Красиво говори! Как моя Ли разговаривай.
Это существо берет со стола чайную ложку. Перехватывает ее словно нож и приставляет к горлу своей жены.
Женщина не пытается вывернуться. Смиренно ждет. Наверное, даже если бы попробовала сопротивляться, ей бы не хватило сил, но она даже не пытается пытаться. Безвольно смотрит на край стола, дрожит, чего-то ждет и молит о пощаде.
– Пожалуйста. Пожалуйста, не надо. – Женщина едва слышно умоляет и сглатывает слюну.
– Что? Теперь ты стала послушной, тварь?
Ложка врезается в кожу. Зубы существа обхватывают ухо жены и кусают до крови.
– Я тебя научу, как уважать меня! Твоего мужа. Главу семейства…
– Получай!
Звук бьющейся на части вазы обрывает злое рычание.
В ушах звенит.
Струнный оркестр вступает. Беспощадно колотит молотками по инструментам. Зубы стучат. Мелодия вырывается из головы, сочится вместе с потом через поры.
Стены движутся в такт сердцебиению.
Лилия смотрит, как отец валится со стула. Как перекатывается на бок и упирается в ножку стола его огромное туловище. Как из-под волос этого существа красным ручейком на ковер, под музыку Вивальди, вытекает вся его ярость. Как лицо мамы вытягивается в изумлении.
– Что? – шепчут губы мамы. – Ты убила…
Несмотря на шок, Лилия успевает заметить, что отец дышит.
Дышит.
Все еще дышит, говорит она про себя с досадой.
Пятно на ковре разрастается.
– Что ты наделала? Идиотка! – Мама кричит на дочь громче, чем тогда, когда это истекающее спиртом существо било ее в живот. – Что ты наделала? Больная!
Мама кричит, хватает Лилию за руку.
– Идиотка! Посмотри, что ты натворила!
– Отпусти!
Девушка сопротивляется, ударяет осколком вазы маму, вырывается и отскакивает в сторону.
Мама продолжает что-то кричать, но Лилия не слышит.
Девушка может прочитать по губам, что произносит мамин рот, но в ушах звенит тревожная музыка.
Лилия смотрит, как руки мамы цепляются за край стола. Как они пытаются поднять своего мужа. Как угол скатерти сползает, роняя на пол чашки. Как капли крови с шеи женщины стекают, отрываются и приземляются на ковер. Перемешиваются с пятном у волос жестокого существа. Наблюдает, как губы мамы шлют проклятия в адрес собственной дочери. Слушает, как отзываются струны на каждое грубое касание смычка.
– Вызывай врачей, дура! – доносится словно из-под воды встревоженный мамин голос.
Лилия не реагирует.
Она не обращает внимание на то, что мать не оценила ее подвиг. Ее не беспокоит несправедливость.
Лилия вдыхает.
Дышит и чувствует новый, незнакомый до этого запах.
Запах свободы.
– Решено, – тихо говорит Лилия и идет в коридор.
Она больше ни на минуту не задержится в этом доме.
