– Возьми булавку. Слышишь? Убери это!
Мужчина садится на край кровати. Садится прямиком на безвыходный лабиринт мертвых цветов.
– Слышишь меня? Булавку. Или иголку. А это положи.
Голос срывается на крик.
Мужчина перехватывает ножницы, словно кинжал, острием вниз. Босые ноги стынут от холодного пола.
– Стой! Не смей! – голос паникует. – Послушай меня. Прошу. Достаточно одной капли.
– Нет. Нужно больше.
– Зачем?
– Заткнись! Я должен знать наверняка! Мы должны знать. Только так. Я больше не намерен сомневаться!
Мужчина жмурится и сжимает основаниями ладоней виски. Кажется, у него болит голова. Или это такой способ заглушить надоедливый голос.
– Из-за собственной ревности ты готов…
– Заткнись! Заткнись!
– Глеб?
Женщина проснулась.
Она трет глаза и пытается понять, что происходит.
– Смотри, что ты натворил! – шепчет голос. Он пытается говорить с досадой, но ему не удается скрыть радость.
– Глеб, что с тобой?
– Ты разбудил ее. Из-за того, что ты не послушал, теперь мы никогда не узнаем, любит она нас или нет.
– Глеб, ты меня пугаешь.
– Все. Бросай ножницы и уходи! Прочь! Пошел отсюда!
– Заткнись!
Мужчина рычит и с размаху врезается ножницами в шею любимой.
– Заткнись! Заткнись!
Форточка закрыта, но от окна все равно веет холодом. Занавески вздымаются от ветра.
Лезвия с трудом проникают под кожу. Приходится надавливать всем своим весом. Ножницы не приспособлены пробивать плоть.
Голос кричит. Женщина хрипит, держится за горло. Рот выдувает пузыри. А руки бьют. Еще и еще. Руки согреваются в теплой красной жидкости.
На его и ее лице застывает одинаковый ужас.
Кровь брызжет во все стороны.
– Заткнись! Замолчи!
Он сквозь рык и хрипы повторяет свой бессмысленный приказ.
– Заткнись!
Ножницы пластиковыми ручками больно впиваются в ладони.
В глазах темнеет.
– Молчи!
Подкатывает тошнота. А руки бьют.
С каждым новым порезом лезвия все легче входят в плоть. Теплый комок под одеялом больше не сопротивляется.
В комнате тихо, лишь изредка раздается разъяренный стон мужчины и стригущие звуки лезвий.
– Звони… врачам.
Голос надрывается, кричит. Умоляет. Пытается докричаться сквозь звон в ушах.
– Скорее… врачам.
Голос задыхается.
Мужчина мотает головой.
– Заткнись! – выдыхает рот, и по всему телу пробегает слабость. – Все хорошо.
Он бормочет «все хорошо, все хорошо» и не собирается звонить.
Он смотрит на свою любимую, наслаждается ее красотой, поправляет ей волосы и улыбается.
– Ее еще можно спасти. Звони, – голос дрожит.
Обессиленный голос бьет кулаками невидимую стену, где-то внутри обезумевшей головы.
– Все хорошо, – повторяет рот. – Сейчас узнаем.
Руки делают несколько грубых ударов ножницами. Гадкий хруст костей. И вот уже мокрые пальцы раздвигают ребра.
– Зачем ты это делаешь? – всхлипывает голос.
– Зачем? Мы же этого хотели. Ты же сам просил.
– Я нет. Нет. Я лишь хотел знать, любит ли она нас.
– Вот и узнаем. – Мужчина ухмыляется. – Ты сказал, нужно попробовать на вкус ее кровь. Это же твои слова, кровь не умеет лгать.
Он делает паузу, хочет напустить трагизма, но лицо не выдерживает, и он хохочет.
Испачканные пальцы прикрывают истерически смеющиеся губы.
– Я имел в виду уколоть булавкой. Чтобы узнать правду, одной капли достаточно. Зачем же?
– Уколоть? – Мужчине трудно говорить сквозь смех.
– Да. Пальчик.
– Пальчик? – Смех мгновенно сменяется злостью. – Издеваешься? Смеешься надо мной? Дурачком прикидываешься? – Из глаз текут слезы, но мужчина не плачет.
– Ты не простишь себе. Я знаю. И ты знаешь. Просто пока не можешь себе признаться.
– Сердце! – перебивает мужчина назойливый голос. – Там скрывается вся правда. Только сердце.
– Не надо. Прошу. Может, еще не поздно все исправить.
Мужчина пыхтит.
Скулы движутся, ноздри раздуваются, глаза блестят. Он просовывает руку внутрь.
Легко.
Легче, чем он мог себе представить. Кости сопротивляются недолго и встречают локоть мерзким хлюпаньем.
Тепло.
Пальцы выдергивают и подносят к лицу сердце.
Нос вдыхает аромат. Кончик языка тянется лизнуть неведанный фрукт, а глаза встречаются с глазами любимой.
Она пристально смотрит на него. Такие живые, такие родные глаза.
– Глеб… – раздается женский голос.
Ее рот искривляется в улыбке, в такой же омерзительной, что мгновение назад была на мужчине.
Сердце выскальзывает и падает на одеяло.
Этого не может быть. Он всматривается. Нет. Она же мертва. Ножницы на полу. Кровь на простыне.
Показалось.
– Показалось, – говорит он сам себе и продолжает следить за ее глазами.
Пальцы гладят одеяло, находят между складок, грубо обвивают и сжимают все еще теплое скользкое сердце.
– Глеб.
Снова женский голос.
Ее голос.
Он смотрит по сторонам.
Пахнет кровью и смертью. Свежим кофе и круассанами.
– Сердце ключ ко всему. Классики врать не будут, – говорит он, закрывает глаза и кусает сердце любимой.
– Глеб, проснись.
Мурашки пробегают по спине. От страха, от холода, от волнения, от неожиданности.
– Проснись.
Ее нежный голос ласково просит проснуться, и он открывает глаза.
Утро.
Жена ставит чашку с кофе на стол.
– Ты стонал. Опять кошмары?
Мужчина кивает.
– Этот сон?
Он не отвечает.
Глеб вытирает мокрый лоб и садится на край кровати. Тапочки сами надеваются на ноги. Мужчина смотрит на цветочки на простыни, затем на свои ладони.
Руки все еще болят после ударов ножницами.
Проклятый сон.
