Озираясь, я вижу не только людей, но и толстого бежевого кота с белой грудью и черными полосками на спине.
Местный житель.
Меня тянет к нему подойти, но кое-что не позволяет.
В углу его рта я вижу белое перышко и капельку крови.
Шампольон!
Я не осмеливаюсь задать вопрос. За меня это делает Анжело:
– Вы не видели белого попугая какаду?
– Болтливого такого? Видел, – подтверждает толстый кот. Помнится, я читала в РЭОАЗ про эту кошачью породу: американская короткошерстная.
Я корчу гримасу.
– Вы не в курсе, где он?
– А как же, в курсе.
– Где же?
– У меня в животе.
Это сказано без намека на иронию. Я сражена наповал.
После льва Ганнибала, серого кота Вольфганга, сфинкса, женщины Патриции, хряка Бадинтера, бордер-колли Наполеона и моего Пифагора пришла очередь попугая Шампольона, убитого вовсе не нашими врагами, а теми, кого нам приходится считать своими союзниками.
– Вы были с ним лично знакомы? – спрашивает он.
– Мы дружили, – уточняет Анжело.
– Прискорбно. Но это тот случай, когда еда сама ко мне прилетела, и я не стал церемониться. Голуби обычно так далеко не залетают, да и знают, что здесь их подстерегаю я. А этот оказался не в теме. К тому же болтал без умолку, а я ничего не понимал. У него было важное сообщение? Не знаю, что он хотел передать. Я употребил его по назначению.
Я набрасываюсь на короткошерстного американца и ударяю его лапой. Он застигнут врасплох и не собирается обороняться. Я кусаю его за уши и за спину, но этому толстяку хоть бы что. Наконец, он начинает лениво защищаться. Хуже всего то, что от боли и от злости у него отрыжка, и мне кажется, что я улавливаю запах моего съеденного друга какаду.
Нас в конце концов разнимает длинноволосая блондинка. Натали хватает меня за шкирку – позиция, в которой не подерешься. Но бесноваться я еще могу. От бессилия я тяжело вздыхаю.
Как же мне надоело терять с такой скоростью всех, кого я люблю!
Судя по доносящимся издали звукам, Эсмеральду и Романа тоже втянули на крышу.
Я отряхиваюсь, стараясь вернуть себе хотя бы толику достоинства, отворачиваюсь от убийцы Шампольона и иду навстречу вновь прибывшим.
На них нет живого места от укусов.
– Все прошло хорошо? – осведомляюсь я.
– Кресла долго не было, и нам пришлось немного повоевать, – признается Эсмеральда, утирая кровь с морды. – А так порядок. Мы живы.
На Романе тоже не счесть следов от крысиных резцов, одежда изодрана в клочья.
– Я так рада, что наконец оказалась в безопасности, – продолжает желтоглазая черная кошка. – Еще немного, и мы погибли бы.
Она озабоченно озирается.
– А где Пифагор?
Если чего-то не следовало говорить, то, конечно, этого.
Ну и дура же она, эта Эсмеральда!
Вместо того чтобы ответить, я удаляюсь к противоположному краю крыши. Отсюда можно любоваться громадинами Нью-Йорка, озаренными полной луной. Я свешиваюсь вниз, пытаясь представить, что Пифагор испытывал, когда падал.
Может, прыгнуть вниз и положить всему этому конец?
Я поспешно вскидываю голову.
Скорее сменить ход мыслей!
Я устремляю взор вдаль. По одну сторону бескрайний океан, по другую – впечатляющие небоскребы.
По-моему, я терпеть не могу Америку.
10. Что Америка дала Европе, и наоборот
Вот что дала Европе Америка после путешествий Христофора Колумба.
Картофель: его выращивали в Боливии, Перу, Чили, называя patatas. C его помощью в Европе было покончено с голодом. Кукуруза: ее початки могут быть не только привычного нам сейчас цвета, но и синего, красного, белого, черного. Это была основная еда американских индейцев, которые мололи из кукурузы муку. Помидоры: в Европе их сочли ядовитыми и отнесли к сфере медицины; в пищу их стали использовать только с 1780 г. Ваниль: это плод тропической орхидеи из Южной Америки, лианы-паразита. Ананас: открыт на Гваделупе. Какао: майя и ацтеки гнали из этих бобов горький напиток со свойствами афродизиака, служивший также для бодрости воинов, а сами они использовались в качестве монет. Арахис: его побеги и семена найдены в доколумбовых захоронениях. Тыква, кабачок и прочие тыквенные растения происходят главным образом из Мексики. Индюшка: названа первоначально «индийской курицей», одомашнена майя в первом тысячелетии до нашей эры. Фасоль: родом из Эквадора, Боливии и Перу. Всевозможные перцы происходят с Кубы и из Мексики. Нужно также упомянуть подсолнечник, папайю, топинамбур, хинное дерево, «ягоды» опунции, авокадо и, конечно, табак.
Но среди даров Америки Европе были и вредные: сифилис – заразная венерическая болезнь, косившая население Европы (сифилисом болели миллионы, многие не выживали). Среди его жертв Моцарт, Бетховен, Мопассан, Бодлер, Рембо, Флобер, Фейдо, Гоген, Тулуз-Лотрек, Шуберт, Паганини, Шуман, Аль Капоне, Ленин, Муссолини, Сталин.
А вот что дала Америке Европа после 1492 года: огнестрельное оружие, лошадь (ставшую верховым животным), единобожие (христианство); а также корь, дифтерию, грипп, тиф, оспу (последняя была особенно смертельной). Считается, что от эпидемий завезенных из Европы заразных болезней вымерли три четверти американских индейцев.
Энциклопедия абсолютного и относительного знания.
Том XIV
11. На небоскребе
Занимается заря, я вижу сквозь стекло солнце, озаряющее громадные здания.
О нет, это не страшный сон. Я в Америке, Пифагор мертв…
Я отряхиваюсь, стараясь прогнать неприятные картины.
Озираясь, я выясняю, что скоротала ночь под боком у своей служанки, а она, в свою очередь, под боком у своего мужчины, Романа. Анжело, мой сынок, прижался к моему животу, будто так и остался сосунком.
Я высвобождаюсь из объятий Натали, потягиваюсь и приступаю к утреннему туалету.
Больше не думать об этом. Жизнь должна вернуться в обычное русло. Нельзя тратить всю энергию на скорбь, надо заняться живыми.
– Эй ты, привет!
Я вопросительно оглядываюсь. Кто посмел так фамильярно меня окликнуть, да еще на «ты»?
Глазам своим не верю: не кто иной, как наглый короткошерстный американец, сожравший незабвенного Шампольона!
Я не снисхожу до ответа. Закидываю левую лапу за голову и продолжаю туалет, демонстрируя ему в этой позе свой анус, что означает отсутствие малейшей симпатии.
– Не злись за вчерашнее. Понимаю, ты была вся на нервах после путешествия по воздуху. Я бы был на твоем месте еще менее общительным.
