— Много, — тихо сказала девушка, не отваживаясь посмотреть Дарье Емельяновне в глаза.
— Ой, мамочка, ее не перевоспитаешь, — вставила Марина.
Отец строго посмотрел на младшую дочь, и девушка виновато опустила голову. Дарья Емельяновна тоже примолкла. И вновь нестерпимая тишина повисла в столовой. Анна пыталась есть, но кусок не лез в горло. Девушка сложила салфетку и начала вставать из-за стола, но отец жестом велел ей остаться.
— В этом году тебе девятнадцать исполняется. Засиделась ты, милая, в родительском доме.
— А все из-за твоего поведения, из-за этих прогулок на причал! — поспешила добавить Дарья Емельяновна. — В городе ни одного приличного кавалера не осталось, который бы согласился на брак с тобой.
Анна постаралась выглядеть виноватой, но в душе надеялась, что этот упрек станет последней фразой в неприятном разговоре.
— К счастью, папенька, подыскал тебе достойную партию, — с улыбкой сообщила Марина.
Анна почувствовала, как у нее холодеют руки. Она резко подняла голову и тут же почувствовала легкое головокружение. Должно быть и лицо ее побледнело, потому что отец смотрел на старшую дочь с заметной обеспокоенностью. И все же это не остановило его от того, чтобы сказать:
— Князь Леонид за тебя сватался. Тот, что из разорившихся дворян, поэтому приданое попросил большое, но… все-таки князь. И я дал свое согласие на этот союз.
Девушка смотрела на отца, чувствуя, что если отведет взгляд в сторону, то вовсе перестанет видеть окружающий мир. Она была в ужасе, она хотела расплакаться, она хотела упасть на колени и умолять отца сказать, что все это глупая, злая, но все-таки шутка. Она не хотела верить в то, что отец действительно может выдать ее замуж за какого-то князя, вопреки ее желанию…
Однако Трофим Георгиевич молчал. На душе у него было неспокойно. Он понимал, как тяжело сейчас его дочери. Но сказать ей о своих чувствах он не смел. Отец знал, что если покажет ей сейчас свою тревогу, то Анна вновь заговорит о своей жизни, о своей любви, о клятвах, которыми связала себя с сыном кузнеца, и он не сможет не прислушаться к ее словам.
Но Анна ничего не сказала. Известие так шокировало ее, что девушка не смогла даже попросить позволения выйти из-за стола. Бледная, словно призрак, Анна встала и направилась к выходу.
— Как бы она чего не сделала с собой, — прошептала Дарья Емельяновна. — Мариночка, иди присмотри за сестрой.
Младшая дочь послушно встала и покинула столовую. Лишь после этого Трофим Георгиевич смог выдохнуть спокойно.
* * *
Тем временем Марина брела следом за Анной по улицам города, гудящего словно осиное гнездо. Туда-сюда сновали портовые грузчики с какими-то телегами. Одетые в забрызганные грязью плащи поверх дорожной одежды спешили к порту и прочь от него посыльные. Распродавшие товар торговцы рыбой прямо возле порогов своих домов отмывали телеги. Бегали собаки, гоняли кошек, изредка возле сточных канав попадались крысы.
Марина поначалу морщилась, стараясь не показывать, насколько противно идти ей по улицам в этот час. Потом все же не выдержала и подобно какой-нибудь знатной даме прикрыла нос и рот белым кружевным платком. Впрочем, от вони это ничуть не помогло спастись.
— И зачем надо было тут идти? Ведь есть и другие улицы, ведущие в порт? — спрашивала девушка.
Будь на то ее воля, она бы ни за что даже не посмотрела в сторону бедных кварталов, не то что пошла бы через них к морю. А в том, что сестра ведет ее к морю Марина даже не сомневалась. И действительно, через несколько минут дома расступились, открывая вид на каменистый пляж, рыбацкие лодки на нем и набегающие на берег пенные волны. Справа гудел порт, слева полоска пляжа упиралась в скалистые выступы холмов.
Марина поежилась от холода и невольно отругала себя за то, что не взяла какой-нибудь шали, хотя знала, куда приведет ее сестра. Ведь, несмотря на то, что солнце уже во всю светило, на ветреном пляже тепла совсем не чувствовалось.
Прячась от ветра и посторонних глаз, девушка присела на скамейку возле крайнего дома и стала наблюдать за сестрой. Анна холода словно не чувствовала вовсе. Она медленно брела навстречу его порывам, изредка бросая взгляды в сторону моря. На щеках у нее блестели слезы.
— Никогда не позволю себе влюбиться, — прошептала Марина. — Брак — это ведь сделка и ее стоит заключать на трезвую голову.
Вид сестры вскоре наскучил девушке, и она отвлеклась на рыбаков, которые только причалили к берегу и с заметным усилием втягивали на него лодку.
* * *
Анна тоже заметила рыбаков и подумала, что они припозднились — прилив уже почти кончился и через час другой должен был начаться отлив, который задержал бы лодку в море еще надолго. Потом она посмотрела на другие лодки и подумала, что их так много и все они лежат на берегу без присмотра. Потом девушке пришла в голову мысль, что среди лодок есть совсем маленькие и легкие, такие, которые и ей бы удалось спустить на воду.
Стерев с лица слезы, Анна подошла к одной из них. Взявшись за край борта, девушка попыталась перевернуть лодку, но та оказалась тяжелее, чем выглядела на первый взгляд. Понимая, что ее действия могут привлечь к ней внимание, Анна не стала предпринимать второй попытки. Подобрав ноги, девушка села между бортами соседних лодок и едва слышно шмыгнула носом. Так она просидела минут пять.
Анна могла бы просидеть и дольше, но вдруг почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Девушка резко обернулась. Позади нее стояла Матрена — старуха, о которой в городе разное говорили. Кто-то называл ее ведьмой, кто-то — колдуньей, умеющей по волнам на воде и звездам на небе предсказывать судьбу.
Матрена вытянула вперед худую морщинистую руку, постучала по дну ближайшей лодки и спросила:
— Уплыть хочешь?
Голос у нее был неприятный — хриплый, низкий, похожий на глухое карканье.
— Хочу, — ответила Анна.
— Море неспокойное сегодня, — устремив взгляд вдаль проговорила Матрена. — Буря к вечеру разыграется.
Девушка тоже посмотрела на воду, но никаких признаков приближающейся непогоды не заметила. Тогда она перевела взгляд обратно на Матрену и с ужасом обнаружила, что старуха стоит совсем рядом с ней.
"А что, если околдует?" — мелькнула у Анны мысль, и девушка поспешила поскорее подняться на ноги и сделать шаг в сторону. Справа и слева от нее лежали лодки, так что Анне не осталось ничего другого, как только отойти к морю.
— Родители твои огорчатся, если с тобой беда случится, — продолжала тем временем Матрена. — Особенно отец. Он любит тебя. Да и суженый твой не обрадуется, когда вернется и о гибели твоей узнает…
"Гибели?.." — лишь после того, как Матрена произнесла это слово, Анна впервые поняла, о чем действительно она думала, когда собралась столкнуть лодку на воду. Ведь, в самом деле, не могла она выжить одна в открытом океане на этом хлюпком суденышке.
