– На этот раз да.
Айво с мрачным видом тяжело вздохнул.
– Я благодарен и сожалею. Это не ваша работа. Я поговорю с врачами, попрошу о дополнительном персонале. Квалифицированном персонале.
Лицо Рамона выразило облегчение.
– Похоже, это отличная идея, сэр… и да, сэр, я предложил позавтракать, потому что обычно для него это самое хорошее время.
О господи, все действительно было плохо. А будет еще хуже.
Его дед будет страдать, но как долго? Ответы врачей были удручающе неопределенными.
И он ничего не мог сделать.
Разве что попытаться сохранить тайну.
Рамон деликатно откашлялся и кивнул на полуоткрытую дверь:
– Могу ли я спросить, мисс Хендерсон знает?..
– Нет… пока нет.
Было ли это правильно в данной ситуации?
Вопрос не касался моральной стороны дела.
Его интересовало другое. Если бы она знала правду, какой была бы ее реакция?
Одно можно было сказать наверняка: она не была бы эгоистичной. Если он и знал что‑то о женщине, которая проявила в постели больше страсти, чем любая из женщин, которые были у него раньше, так это то, что она была прирожденной дарительницей. Она, должно быть, прибыла в этот мир вместе с запиской, зажатой в ее пухлой ручонке, где было написано «пользуйся мной».
И он это сделал. Более того, ему это понравилось. И да, она права, у нее ужасный вкус на мужчин, но он не собирался из‑за этого выгонять ее из своей постели.
Ну прямо святой, прозвучал в его голове насмешливый голос.
Нет, он, конечно, не святой, но и на того парня, Каллума, к которому, она, возможно, все еще испытывала какие‑то чувства, он тоже не был похож. Такая мысль могла бы обеспокоить ревнивого мужчину; к счастью, Айво это чувство было незнакомо. Ревность приходит вместе с отношениями, когда два человека сливаются в одно. Сама идея такого слияния была для него анафемой. Романтический идеал соединения душ – о чем многие мечтали – для него означал потерю контроля, в сущности, потерю своей индивидуальности.
Единственное слияние, которого он хотел, – это слияние тел.
Когда он вернулся внутрь, его лицо было нарочито бесстрастным, отрицающим любую внутреннюю борьбу.
Разговор с Рамоном заставил его понять, что состояние Сальваторе был гораздо хуже, чем он думал.
Не будь он богат, не окружи он себя людьми, которые, за редким исключением, были согласны называть день ночью, у многих уже могли бы возникнуть вопросы.
Или если бы ты, его единственный близкий родственник, находился рядом чуть больше.
Айво принял на себя удар вины, не сомневаясь, что заслужил это.
Он зря волновался: завтрак прошел как нельзя лучше.
Никто, впервые увидев Сальваторе, не догадался бы, что что‑то не так. Если он несколько раз оговорился… ну что ж, это может быть с каждым.
Он был гостеприимен и весел и полон комплиментов Флоре и ее работе. И был очень взволнован, когда ему удалось обнять своего правнука, который, как он решил, был очень похож на своего отца, и тут же расплакался.
Его слезы вызвали сочувственный отклик у Флоры, которая, конечно, не знала, что Сальваторе никогда обычно не плакал.
Айво, обеспокоенный переменой в его настроении, придвинулся ближе к Флоре, когда она подняла ребенка с колен Сальваторе. Джейми разразился плачем.
Айво мог бы расцеловать ребенка за то, что он так удачно выбрал время. Но его поцеловал Сальваторе, и из его глаз опять потекли слезы.
– Он такой милый, – сказала Флора, бросив на Айво укоризненный взгляд, когда они шли по коридору. – Не могу поверить, что я так нервничала… Ему ведь не больно, правда? Он выглядит довольно неплохо.
Айво покачал головой. Но потом, заметив беспокойство на ее лице, когда она прижала пальцы к затылку ребенка, резко спросил:
– Что‑то не так?
– Тебе не кажется, что он покраснел?
Айво ничего не ответил.
Она коснулась шеи ребенка.
– Мне он кажется горячим.
Он услышал панику в ее голосе.
– По‑моему, с ним все в порядке.
Она сбросила руку, которую он положил ей на плечо.
– Ты беспокоишься?
Она пожала плечами и подняла встревоженные глаза на фигуру, стоявшую спиной к окну, за которым виднелось далекое море.
Он выглядел таким большим, таким спокойным, что ее паника начала отступать.
– Прости. Вероятно, ты думаешь, что я сумасшедшая. – У нее вырвался невольный смешок. – Я часто спрашивала, что бы я делала, если бы Джейми заболел и я была одна. Теперь я знаю: я бы запаниковала.
– Во‑первых, мы не знаем, что он болен, во‑вторых, ты не одна…
Не одна. Она не сделала ошибку, прочитав в этом что‑то еще.
– Возможно, это всего лишь его сердце… тогда с этим ничего не надо делать.
– Ты будешь чувствовать себя более увереннее, когда его осмотрит врач. Я позабочусь об этом.
Несмотря на то что она сказала себе этим утром, что не собирается слишком полагаться на Айво, у нее вырвался вздох облегчения.
– Спасибо тебе.
На этот раз, когда он положил ей руку на плечи, она прижалась к ней щекой. Реакция на прикосновение ее мягкой щеки к его коже была такой же сильной и неожиданной, как и реакция, когда она отстранилась от него.
Он убрал руку и отступил назад.
– Тогда я все организую. У тебя есть телефон врача Джейми?
Она кивнула.
– Но у меня нет его визитки.
– Не волнуйся, я запомню номер.
К облегчению Флоры, врач приехал через полчаса. Никакой языковой проблемы не возникло, и он, как оказалось, уже имел полное представление о медицинской истории Джейми.
После тщательного осмотра он подтвердил, что у ребенка действительно легкая лихорадка, вероятно, простуда.
– А его сердце?
– Насколько я могу судить, с сердцем все в порядке. Когда у него следующая встреча с кардиологом?
– Через шесть месяцев.
– Что ж, вы в надежных руках, к тому же у этого молодого человека прекрасные легкие. А сейчас сироп анальгетика четыре – шесть раз в день и побольше питья. Если возникнут проблемы, вы знаете, где меня найти. – Он бросил взгляд в сторону соседней комнаты, где находился Айво, не сопровождавший его в детскую. – Или, по крайней мере, Айво знает.
– Итак, все хорошо?
Она повернулась и отсалютовала ему бутылочкой с детским лекарством.
