Слова Вульфа подтверждают и цифры, приведенные в таблицах выше относительно пушек. В 1676 году два корабля с более чем сорока пушками на каждом принадлежали сыну алжирского дея; причем, скорее всего, эти корабли по ошибке указаны в списке дважды, отчего возникает впечатление, будто во флоте были и другие такие же. Еще через десять лет на пиратских судах будет от двадцати до тридцати пушек (за исключением лишь трех парусников, на которых, соответственно, установят 44, 46 и 48 орудий). Спустя два года мы повстречаем корабль, имеющий 64 пушки – он будет принадлежать паше, представляя собой закономерное исключение для флота, где на 3 парусника приходилось всего лишь 40 тяжелых огнестрельных орудий.
С 1690 по 1724 год ситуация тоже не слишком изменилась; за исключением одного-двух парусников с 50–60 пушками, на остальных судах их все так же оставалось 30–40.
Все же крайне ошибочно полагать, будто бы малое число больших кораблей означает, что корсары только захватывали их во время набегов. Опять-таки, как следует из таблиц с данными за 1694 и 1722 годы, на алжирском флоте все большие корабли с 30–60 пушками были построены на местной верфи.
Таблица 19
Количество пушек на больших парусниках во второй половине ХVII века
[689]
В рассказе о галерах мы подчеркивали, что пиратские флоты не слишком отставали от военно-морских сил центральных держав. К сожалению, этого уже не скажешь о 1600-х годах, когда ситуация кардинально поменялась. Развитие корабельных и огнестрельных технологий в ХVII столетии и параллельное расширение финансовых и логистических возможностей центральных держав привели к тому, что равновесие было навсегда нарушено, и пиратам не посчастливилось. В ходе указанных процессов с наступлением второй половины ХVII века Англия с Голландией все чаще отсылают корабли в Средиземное море. В период правления короля Людовика XIV французский флот, начав борьбу с пиратством, уничтожает гази где только возможно и десятки раз обстреливает их порты. Более чем очевидно, что при этом алжирский флот (30–40 парусников и в целом 500-1000 пушек) оказался в безвыходном положении. Достаточно лишь сопоставить эти цифры с данными английского флота: в 1689 году – 173 корабля и 6903 пушки, а в 1697-м – 323 судна и 9912 орудий
[690].
Корсары не смогли соперничать и с османами, так и не став океанской силой. Если сравнить указанные выше средние величины с цифрами из записей Терсане-и Амире, несложно удостовериться, что линейные суда османского флота по огневой мощи намного превосходили корсарские. В 1120 году хиджры (1708–1709 гг.) 27 галеонов османского флота были вооружены 1473 пушками; таким образом, на один корабль приходилось в среднем по 54,5 единиц тяжелых огнестрельных орудий
[691]. Если не учитывать капуданэ (114 пушек), большинство линейных судов имели 50–60. Впрочем, неудивительно, что османские галеоны располагали большим количеством пушек, нежели корсарские, имевшие лишь 30–40 орудий, ведь султанский флот вступал в прямые столкновения с морскими силами центральных держав и был обязан защищать берега «надежно оберегаемых владений» от огромных военных судов «северян». На этом фоне тактические приемы наших корсаров, скорее занимавшихся хулиганством, нежели военным ремеслом, существенно отличались от применяемых султанским флотом. Пираты стремились запугать и обмануть противника, а не вступать с ним в бой, отчего никогда «не скучали» и 30–40 пушек на каждом из их кораблей.
Рейдерские флоты
Следует отметить еще один момент: необходимо разграничивать общее количество пиратских кораблей и состав флотов, совершавших набеги. Как мы убедимся из раздела 7, охотничьи территории корсаров менялись в зависимости от географического положения их портов. Отправляясь в походы, корабли расходились по указанным территориям группами. Разумеется, флот не передвигался в полном составе; тем не менее суда, прибывающие из разных портов, охотились вместе. Например, корсары Туниса и Триполи, иногда принимая к себе и алжирцев, проводили совместные операции в Адриатическом море. В Западном Средиземноморье сообща разбойничали пираты, которые выходили в плавание из алжирских и тунисских портов, а в океане совместно маневрировали обитатели того же Алжира и Сале.
Если мы хотим оценить мощность рейдерских флотов, то лучше всего возвратиться к самому началу: в каком составе корсарские флотилии устраивали набеги еще до того, как корсары стали служить османам? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к произведениям эпохи, созданным по прошествии реальных событий. Соса, взывавший к читателю с 1580-х годов, отмечал, что флот Хызыра и Оруча в 1510-х годах насчитывал от двенадцати до шестнадцати чектири
[692]. Между тем «Газават», составленный приблизительно в середине ХVI столетия, сообщает о корсарском флоте 1520-х годов весьма противоречивые данные: с одной стороны – упоминает о кораблях с двадцатью восемью банками, с другой – очень часто повторяет цифру «9». Преувеличенным кажется и число кораблей, указанное для 1525 года как 35
[693]. Опять-таки, «Газават» повествует о том, что в 1530 или же 1531 году Барбаросу принадлежало тридцать пять судов (по 24–29 банок), а Курдоглу Муслихиддину – пять галер, из которых три имели двадцать восемь скамей; однако эти данные нельзя воспринимать как достоверные
[694]. Ведь корсары прежде всего ценили легкость и мобильность, поэтому старались не выходить в море на столь громоздких кораблях, пусть даже и располагали возможностями стамбульской верфи. Кроме того, затраты на постройку громадных судов лишали смысла корсарские набеги с экономической точки зрения. В любом случае, несомненно, что в «Газавате» этими фактами пренебрегают – военные планы и расчеты прибыли с потерями на его страницах отданы в жертву пропагандистской помпезности.
Но вернемся к цифрам. Соса пишет, что в 1529 году флот Айдына-реиса, нанесший тяжелое поражение Родриго де Портуондо, состоял из четырнадцати кальетэ
[695]. А в письме императрицы, которое она написала 16 ноября 1529 года императору Карлу, указаны цифры еще более завышенные: одиннадцать галер и более чем тридцать малых кораблей
[696]. Возможно, габсбургские чиновники поступали так сознательно, желая оправдать поражение Родриго? Или же источник Сосы преуменьшает алжирский флот, чтобы приукрасить победу? А может быть, отчасти верно и то и другое. По всей видимости, корсары увеличили рейдерские силы, как только взяли под контроль Алжир и еще теснее сплотились со Стамбулом. Не надо забывать и о том, что в тот же период возрастает число кораблей во всех флотах. Если же мы посчитаем еще бригантины, то увидим, что в 1553 году под предводительством Салиха-реиса, разграбившего Майорку, находилось около сорока чектири
[697]. Но не каждый из этих кораблей прибыл из Алжира; вероятно, с целью грабежа под крыло реиса были отданы все до единого корсары, которые шли в походы вместе с османским флотом, наводившим ужас в акватории Средиземного моря. В 1559 и 1561 годах на берегах Андалузии также заметны два флота, каждый по 14 чектири. Еще один рапорт за 1561 год сообщает о семнадцати кораблях в водах португальской провинции Альгарве
[698].
