В XVII столетии распри между бейлербейликами могли перерастать в настоящие войны. В 1613 году Тунис отобрал у Триполи Джербу, в 1628-м два вилайета опять сцепились, а после 1675 года Алжир и Триполи не раз оккупировали Тунис и даже осаждали его столицу, ввязавшись в борьбу за трон. В 1756 году алжирцы еще раз напали на Тунис
[1992]. Понимая, что им не выдержать войны с двумя соседями, тунисцы найдут лишь один выход из положения: отправить делегацию в Стамбул. Тогда Османы назначат новых бейлербеев в оба вилайета – и в Алжир, и в Триполи, – чтобы те «разобрались в состоянии [их] дел и наладили отношения [между ними]». Столица приказывала вилайетам присылать уполномоченных представителей в случае судебных разбирательств касательно раздоров; далее в Диван-и Хумаюн обе стороны ожидали «правосудия» в присутствии визирей и казиаскеров [главных судей]. Однако в 1694 году алжирцы с трипольцами довели конфликт до осады Туниса, показав, что упомянутые меры мало способствовали миру. И в дни, когда османские войска сражались едва ли не со всей Европой, столице оставалось только приказать всем участникам распрей действовать «в идеале мира и полноте единения», а еще пригрозить «проклятием и многими бедами»
[1993].
Пусть даже в XVII столетии влияние Стамбула на западные оджаки значительно ослабло, Османы не всегда безмолвствовали в ответ на конфликты в вилайетах. Волнение Стамбула по поводу столкновений тех, кому надлежит вести газу ради благой веры, ярко передает стиль хатт-ы хумаюн [фирмана, написанного лично султаном], отправленного за полвека до описываемых событий, когда Алжир вновь напал на Тунис: «Ныне, когда вы все мусульмане, и мои рабы, защищенные моим именем и милостью, и мои гази, что бьются на границе с презренными кафирами во имя веры, и когда все неверные страшатся вас, подобает ли теперь, чтобы мусульмане воевали и сражались между собою? Разве кафиры не злорадствуют, прослышав о таком?..Преодолев истоки и причины этих бед, покаявшись и отказавшись от подобных дел… быть вам в любви и дружбе… Вы братья по вере, и не вам потешать кафиров… Ради чистоты душ моих великих предков, порицаю, караю вас и подчиняю, да будет все это в назидание миру»
[1994].
Порой столица вмешивалась и не в столь важные дела. Скажем, когда вспыхнул скандал по поводу того, кому стоять в диване справа, янычарам или азебам, Стамбул посчитал нужным выстроить всех так, «как повелось с давних времен – каждый на своей стороне»: янычары справа; азебы слева. В 1587 году столица велела янычарам не вмешиваться в спор бывшего бейлербея Триполи с бейлербеем Туниса, оставив право решать за кади, – вот и еще один образец усилий по защите правосудия и усмирению янычаров
[1995].
Явное сопротивление центру проявлялось в отвержении назначенных бейлербеев. Это означало неповиновение султану и явное непризнание его авторитета. Впрочем, примеры убеждают, что практика превосходит теорию, и зависимость от рынка заставила столицу смириться, пускай и поневоле. В корсарских портах именно экономика была главным камнем преткновения между бейлербеями, янычарами и пиратскими экипажами. Янычары добивались права на долю от корсарской добычи, а левенды-добровольцы, не получавшие из казны жалованья и жившие лишь за счет трофеев, не хотели делиться ни с кем. Кроме того, янычары требовали, чтобы левенды несли военную службу на суше, но те наотрез отказывались. Первые, пусть и отчасти, добьются своего: в 1568 году алжирский бейлербей Мехмед-паша прикажет, чтобы янычаров наряду с левендами зачисляли как солдат в экипажи корсарских кораблей
[1996]. А левендам предоставили право записываться в оджак, независимо от того, были ли они мусульманами от рождения или же обратились в ислам из христианства и иудаизма
[1997]. И пусть даже в 1590 году янычарам вновь воспретят заниматься корсарством, это будет лишь временная мера, – потребуются солдаты для подавления очередного мятежа
[1998]. С этих пор янычары всегда будут получать долю от корсарских трофеев – или как воины, или как судовладельцы. Еще один приказ от 1593 года прояснит иную проблему. В нем говорится, что левенды, даже допуская янычар на корабли, по возвращении в порт не платили пенчик и не отдавали часть доходов, необходимых, чтобы янычарам выдали меваджиб
[1999].
Конечно, мы отдаем должное всем, кто не согласен с воззрениями де Граммона и его последователей на алжирскую историю и не рассматривает ее в свете непрестанной борьбы между реисами-мюхтэди и янычарами. Во-первых, не все реисы происходили из мюхтэди, как и не все янычары были анатолийскими турками. Еще важнее то, что в XVII веке, даже когда ослабевает власть бейлербеев и начинают править корсары и янычары, границы политических маневров все равно невозможно очертить профессиональной принадлежностью
[2000]. Например, нам известно, что такие деи, как Меземорта Хюсейин, Тарык (Trik)
[2001] и Шабан-ходжа, пришли к власти благодаря союзу с янычарами и реисами; причем Меземорту свергли не янычары, а другие реисы и судовладельцы, обеспокоенные его желанием заключить договор с Францией. Кроме того, они поставили на его место какого-то янычара. А потом уже сами янычары свергнут нового дея
[2002].
