Важно, что Стамбул не успокоился и принял определенные меры, чтобы увеличить свою долю от добычи. Например, в начале 1640-х годов великий визирь Кеманкеш Кара Мустафа-паша
[1850] послал в регион Тунуслу (тур. «тунисец») Шейха Мехмеда, человека из своей свиты, сделав его «кассам-ы гузат» (осм. kassam-ı guzât, чиновник, назначенный разделять добычу и добро газиев). То, что Мехмед, ответственный за справедливое распределение добычи
[1851], получит свой пай «в награду за службу», принималось как данность. Если обратить внимание на то, что патримониальная османская администрация представляла собой структуру, образованную из придворных
[1852], то несложно прийти к выводу, что сам визирь пытался опосредованно взимать налоги с Магриба, отправив туда своего человека
[1853]. Должно быть, и наши гази пришли к похожему выводу: в любом случае, если даже они не могли из-за страха проявлять откровенное неповиновение «почтенному приказу», то по крайней мере им удавалось не выделять Мехмеду никакого пая или же, по выражению Наимы, «не давать повода к чему-либо цепляться». Мехмед, возвратившись в Стамбул, попросил помощи у Мустафы-паши («усиления важного дела»), но великий визирь, не терпевший неудач, разгневался и отослал его назад. Возвратившись в Магриб, Тунуслу заново попытался стать «кассамом», но на сей раз янычары его арестовали и «казнили по политическим мотивам», которые озвучил уже иной посланец Стамбула
[1854].
Наконец подчеркнем, что как минимум в XVI столетии Османы не забывали напомнить о своих правах и о захваченных корсарами невольниках, особенно если те были «именитыми» господами
[1855]. Наряду с такими аристократами, как Диего Пачего и Сципион Чикала (Джигалазаде Юсуф Синан-паша), в Стамбул попали и экзотические пленники вроде сорока жителей индийского города Кочин, захваченные где-то на суше
[1856].
Чего ждали корсары от Стамбула?
Чего ожидали корсары от союза со столицей? Почему они вверили Османам государство, которое построили сами? Почему подались с протянутой рукой к султану, от которого когда-то сбежали?
[1857]
Прежде чем искать ответы, мы не должны упускать из вида один факт: в тех далеких краях, где корсары рассматривались как группа чужаков, они были вынуждены производить блага и обращать военные силы в политически стабильные. Да и непросто было, опираясь на потенциал Центральной Африки, построить и сохранить державу с сильным центром, способную пользоваться военными и технологическими преимуществами. Это задача тем более невыполнимая, когда грозит такой враг, как испанцы эпохи Реконкисты и династия Габсбургов. Именно в этих невыносимых условиях Стамбул и начал олицетворять для корсаров путь к спасению.
Выгоды, приносимые «Столицей счастья», было трудно измерить. Прежде всего, еще начиная с первого договора 1519 года перед корсарами открылась возможность набирать добровольцев в Анатолии. В том же году к двум тысячам янычаров, присланным в Алжир из Стамбула, присоединятся еще четыре тысячи добровольцев. Вместе они создадут ядро здешнего янычарского корпуса
[1858]. В дальнейшем корсары продолжат набор добровольцев на землях Анатолии
[1859], и янычарский оджак Алжира начнет развиваться независимо от Стамбула. Так, Кара Хасан, прибывший уведомить о поражении Карла V в 1541 году под Алжиром, вернется с добровольцами на пяти фустах
[1860]. Как нам известно, в 1564 году бейлербей Алжира попросит у Стамбула полторы тысячи человек
[1861], а в 1571-м – тысячу
[1862]. Эти полицейские войска, чужие для местных, станут самой надежной точкой опоры для первого поколения. Не напрасно «Газават» говорит: «К этой арабской части с давних времен нет доверия… Однако часто арабы повторяют одну ценную для них мысль: „Кто бы ни был ослом, а мы у него – седло“»
[1863].
