Впрочем, если не считать таких уникальных ситуаций, то те, кто покушался на долю, принадлежавшую корсарам, серьезно рисковали, и это влекло последствия намного более серьезные, чем делегация, посланная в Дерсаадет. Бунт 1659 года, начавший эпоху деев в Алжире, вспыхнул после того, как бейлербей Ибрагим-паша не нашел денег на отправку в Стамбул, и боясь, что его снимут с поста, покусился на выплату, присланную корсарам из столицы. Пашу можно было понять. Присоединившись к султанскому флоту, участвовавшему в Критской войне, гази оказались без добычи: им просто некогда было разбойничать. Выходит, паша законно претендовал на султанскую выплату. Но эта «логичная» претензия взбесила корсаров; заключив Ибрагима в тюрьму, они пригрозили ему казнью, и эпоха бейлербеев закончилась
[1632]. Подобное происходило и в Триполи. Против Османа-паши поднимут целых два бунта – в 1652 и 1672 годах – из-за несправедливого раздела добычи
[1633]. После восстаний все захваченные пленники в 1673 году достались паше, но началась эпоха деев, которым уже доставалась не более чем половина рабов, а остальных продавали на рынке, распределяя выручку среди экипажа
[1634].
Наряду с этим не существовало какого-либо определенного правила о разделе кораблей. Мы знаем, что в 1510-е годы Оруч-реис отдал «половину пользы» (стоимости) захваченного им корабля тунисскому султану
[1635]. Однако такой высокий процент мог побудить султана к инвестициям в морские авантюры. В любом случае крайняя нехватка древесины и корабельного материала в североафриканских портах вынуждала власти требовать себе корабли, захваченные пиратами. Впрочем, на деле это оказывалось невозможным. Какой прок был корсарам вести корабль до порта, чтобы не получить за него ни гроша?
[1636] Правила смягчатся лишь после 1640 года, когда появятся принципы раздела кораблей и другого имущества
[1637].
Перед тем как делить оставшиеся деньги между инвесторами и участниками морского похода, требовалось уплатить мелкие подати, «бадж» (налог, в частности таможенный). Для порта он справедливо составлял 1 %, но в обычай вошло дарить такую же сумму и местным мурабитам
[1638]. Подобные подношения духовным лицам ради благоволения фортуны делали не только гази. По закону, вышедшему в 1583 году, каждый из корсарских кораблей, возвращавшихся на Мальту, был обязан отдавать 5 % добычи монахам в Валлетте; а кроме того, экипажи еще и освящали суда за 3 %, прежде чем оставить порт
[1639]. И пираты четко выплачивали указанные суммы – не такие уж и большие, – чтобы поддерживать в народе представление о священной войне, позволявшее им узаконить морской разбой. А кроме того, как без молитв мурабитов и монахов спастись от внезапных бурь и трезубца Посейдона?
Итак, после уплаты баджа и государственной доли оставшаяся часть добычи доставалась инвесторам и участникам похода. Если захваченное судно принадлежало к торговым, его делили поровну обе группы; если военным, то доля инвесторов составляла три четверти, а доля экипажа – всего четверть
[1640]. Такая пропорция, должно быть, указывала на то, что пушки, ружья и порох, приобретаемые на военных кораблях, приносили больше дохода, нежели товары для торговли. И если инвесторы получали прибыль соразмерно взносам, то среди экипажа добыча распределялось по частям (parte) в зависимости от «заслуженного права и способностей» каждого. «Газанаме Халиля-паши» напоминает о важности справедливого дележа таким образом:
Газиям исламским увещевания и наставления даны, чтобы каждый не противился и не возражал против сбережения и исполняемого по шариату всечестного права по распределению товаров, добытых каждым на священной войне; и не видится надлежащим, чтобы доля нескольких гази, воевавших и сражавшихся, стала щедрой превыше меры, а некоторые были вовсе лишены своей доли в добыче; итак, когда каждый представит все что есть, – малое ли, великое ли, – и когда ценность всего прояснится и исчислится в присутствии оценщиков, владеющих знанием и искусством счета, пусть каждому вручат его часть и долю по заслуженному праву и способностям
[1641].
То же газават-наме (поэма о войне за веру) описывает, сколь точно каждому выделяли долю после того, как хумс передавался в бейтюльмаль, общественную казну, и государство, согласно шариату, брало свою часть:
«Вначале выделялся хумс в бейтюльмаль; затем между наименьшим и наибольшим делались различия и предоставлялись привилегии; каждый получал свою долю и часть от добытого имущества, и каждый достигал пределов желанного из несчетных товаров и потребных вещей; ни одна душа из малых и великих среди воевавших на газе не была лишена даже спрятанной и сокрытой толики из собранного и неразделенного имущества; право распределения исполнялось надлежащим образом, и каждому вручалась доля, которая ему причиталась»
[1642].
Если какой-то корсарский корабль возвращался в порт, сразу же появлялись служащие и проводили опись добычи; в XVIII веке так выдавались хюджджетуль-ганаим и хюджджетуль-пенчик (документы, подтверждающие право на добычу и ее пятую часть)
[1643]. О количестве захваченных рабов, как и о стоимости товаров, извещали дея; тем временем европейские консулы проверяли, нет ли среди пленников, заключенных в темницу, их соотечественников. Отобрав себе невольников, дей посылал на судно секретаря, и тот вместе с корабельным секретарем подсчитывали стоимость добычи. А когда изымали все, что причиталось дею, захваченное имущество либо делили по частям, либо же, если делить было сложно, продавали на рынке, а деньги распределяли среди тех, кто входил в долю
[1644].
