Настоящие корсары, как правило, плыли большим флотом или по крайней мере группами по два-три корабля. Они действовали намного искуснее – и причиняли намного больше разрушений. На палубах больших чектири, помимо гребцов, находились опытные солдаты и стояли пушки, а среди капитанов на протяжении ХVI века не было ни одного мудехара. Все слегка изменится только в ХVII столетии. В 1609–1613 годах из Испании депортируют последних мудехаров, которые оставались вопреки всему; выдворят даже тех, кто принял христианство, – неудивительно, что впоследствии еще больше мудехаров стали корсарами. Монах ордена тринитариев
[45] Пьер Дан, ищущий средства для выкупа пленников, открыто осуждал испанского короля Филиппа III, изгнавшего мудехаров из страны вместо того, чтобы крестить или же истребить их род (exterminer la race); ведь они не только познакомили неверных (то есть мусульман) со многими ремеслами и, к слову, научили тех делать огнестрельное оружие, – они еще и поделились с корсарами знанием языка и рассказали о положении дел в их бывшей стране (la situation & la langue du pais)
[46]. Мудехаров было все больше, они становились все активнее – и, видимо, это открыло им путь и к широкомасштабному корсарству. Им уже не хватало простых высадок – они могли совершать набеги вместе с алжирским флотом [см. флотский перечень в разделе 4].
История Джулиана Переза, эмигранта последней волны, покажет, как мудехар мог пополнить ряды корсаров в Алжире, и раскроет связь между морским грабежом, рабством и торговлей. Перез, не имея ни гроша за душой, решил стать купцом, преуспел и быстро вошел в число богатейших торговцев Андалузии. Однако в 1609 году его вместе с семьей изгнали, и он поселился в Алжире, где занялся работорговлей. Идеальный промысел для человека, который имеет связи на обоих берегах Средиземного моря и владеет культурными кодами обоих миров! Работорговля обеспечила Перезу благосклонность правящей элиты Алжира, и ему позволили оснастить под корсарство два корабля. Однако привилегия к добру не привела. Корсарский путь Переза завершился рано: в 1618 году, в одном из рейдов, когда он лично стоял на носу корабля, его взяли в плен испанцы
[47].
И состоятельный Перез – не исключение. Как видно из таблицы 2, в 1625–1626 годах в Алжире из 54 реисов, чье происхождение удалось подтвердить документально, мудехаров было всего пятеро (9,2 %). А перечень в разделе 4 покажет, что в конце столетия в числе реисов были мудехары из Валенсии, Арагона и Каталонии
[48], записанные как «тагарины» – «Tagarim», «Tangareene» или же «bin Tagarin»
[49]. В Триполи все примерно так же: в середине века здесь среди реисов тоже был некий Тагарин
[50]. Трудно сказать, был ли мудехаром или местным арабом реис, обозначенный как «Мавр» («Moor») в перечне английского консула Томаса Бейкера (1679 год); по-моему, более вероятно первое
[51]. И опять же, не стоит забывать, что из мудехаров, по сравнению с другими группами, вышло гораздо меньше реисов. Если вкратце, несложно сделать вывод, что к ним не принадлежали те капитаны фыркат и бригантин, которые, по словам Антонио Сосы, вскоре вознеслись на волне успеха и возглавили галеры и кальетэ. А что же помешало мудехарам покорить Алжир – страну возможностей, османскую Америку?
Эллен Фридман дает свой ответ: у мудехаров не было не только важной военной поддержки, но и экономических преимуществ
[52]. Я же хочу заметить, что совершенно не согласен с ее аргументом, пусть даже он и имеет основания. Во-первых, военные возможности мудехаров не были настолько ограниченными. Они не раз пополняли ряды алжирских войск. В одном из писем от 1536 года говорится, что среди алжирских солдат было семь-восемь тысяч андалузцев и лишь две тысячи турок. Двадцать лет спустя Филипп II, рассказывая французскому послу о пятнадцати тысячах аркебузиров в Алжире, добавил, что шесть тысяч из этих «великолепных солдат» – андалузцы – и разве на это можно не обратить внимания?
[53] Конечно, сложно объяснить, почему эти андалузцы не сумели обеспечить себя необходимым капиталом. Ведь, как мы покажем в разделе 10, многие корсары, начав с нуля, после прибыльных набегов сменили фыркаты и бригантины на кальетэ и галеры.
Повторим вопрос Меруша: ввело ли второе поколение корсаров – турки, пришедшие в эти края после 1520-х годов и взявшие власть, – эмбарго против мудехаров?
[54] Возможно, да; на это указывает и тот факт, что местное население нисколько не было причастно к корсарству. Похоже, новые пришельцы решили монополизировать пиратство и ни с кем не делиться прибылью. Чего еще ожидать от людей, прибывших с другого конца Средиземного моря, чтобы рисковать жизнью ради наживы? Да и алжирские янычары, гораздо сильнее мудехаров влиявшие на политику, завоевали право совершать набеги на пиратских кораблях и получать свою долю добычи лишь в 1568 году, после долгой борьбы, – столь искусно и стойко защищали корсары свои привилегии. Если для таких мудехаров, как Джулиан Перез, и делали исключение, то лишь потому, что зажиточные рабовладельцы имели тесные связи во властных верхах. А еще отметим, что корсары, в большинстве своем – турки и новообращенные мусульмане, не просто видели себя единственными властителями, но и к мудехарам относились с подозрением. Кое-где испанских переселенцев подозревали в шпионаже и в пособничестве Габсбургам. А впрочем, разве часть изгнанников не осталась христианами?
[55] Кто мог поручиться, что завтра они не станут сотрудничать с врагом, если вдруг нападут испанцы?
