– Ты могла бы избавить пожилую женщину от этой необходимости, – взвилась Татьяна, – сама бы поднималась.
– Еще чего, – огрызнулась Мила, – мне за это денег не платили.
– У каждого преступления есть мотив, – продолжал я. – Зависть, убийство шантажиста, получение наследства, ревность и так далее. Безмотивные преступления редки, чаще всего их совершают психически больные люди. В случае Серафимы наследство, зависть, шантаж или месть не работают. Татьяна намного успешнее и состоятельнее пенсионерки, у нее свой бизнес и нет мужа. Димкина свободна. Какой смысл ей убивать старуху, которая по причине преклонного возраста вскоре сама отправится на тот свет?
Людмила повернулась лицом к входной двери и пнула ее ногой.
– Танька убила мою бабушку! Я осталась без денег. Поесть не на что купить!
– Не маленькая уже, – возмутилась Димкина, – иди работать! Пора, наконец, за ум взяться. Привыкла за счет Серафимы жить!
– Пошла на …! – заорала красавица. – Прямо сейчас двину в полицию и расскажу все, что знаю! Ага! Побледнела! Пытаешься сообразить, что мне известно? Все! Если не хочешь сесть в тюрьму лет на двадцать, то плати мне полмиллиона рублей. Перепиши на меня свою квартиру, а я тебе, так уж и быть, позволю жить в нашем подвале. А мужик твой пусть заткнется. Я все знаю. Все! Звонок ночью слышала! Бабка дверь открывала! Вот так!
Людмила опять пнула сапогом дверь и убежала.
Глава девятнадцатая
Хозяйка повернулась ко мне:
– Простите за безобразную сцену. Людмила с этим разговором не первый раз заявляется. Она бездельница, жила – не тужила, Серафима все ее прихоти исполняла. Ну, да хватит о наглой лентяйке говорить. У меня терпение лопнуло, если еще раз появится, припугну нахалку тем, что квартира в подвале устроена незаконно. Выселить Людку могут. Настя! Настя!
– Я тут, – произнесла девочка, которая ухитрилась втиснуться между стеной и консолью, на которой горела лампа.
– Ты здесь! – изумилась крестная мать.
– Ага, – прошептала Настя.
– Зачем затаилась? – рассердилась Татьяна. – Почему не ушла, когда психопатку увидела?
Девочка опустила голову, но ничего не сказала.
Татьяна продолжала:
– Что я тебе велела делать, когда эта ненормальная впервые тут скандал закатила?
– Если Людмила еще раз появится, я должна сразу уходить в свою комнату, – процитировала племянница.
– А ты как себя ведешь? – не утихала Димкина.
– Тут стою, – прошептала Настя.
– Зачем? Отчего меня не слушаешься? – сыпала вопросами Татьяна. – Что я тебе объяснила, когда к себе забирала?
Настя всхлипнула.
– Что ты работаешь, не любишь, когда в доме живет посторонний человек, няню для меня нанимать не намерена. Я взрослая, мне четырнадцать лет, паспорт получила. Меня не надо из бутылочки по часам кормить, памперсы менять. Но я должна слушаться свою крестную мать, иначе окажусь в… в… интернате-е-е!
Настя заплакала. Размазывая по щекам слезы, девочка продолжала:
– Да! Я остаюсь, когда дура приходит. Вдруг она тебя убить захочет, накинется. А я на защиту брошусь! С оружием! Вот!
Настя подняла руку. Несмотря на напряженность ситуации, я чуть не рассмеялся. Девочка сжимала в кулаке пластмассовый длинный рожок для обуви. Да уж, мощное оружие, посильнее автомата Калашникова.
Настя села на пол и заплакала. Татьяна бросилась к ней, встала на колени, обняла ее и прижала к себе.
– Никогда-никогда никому-никому Заиньку не отдам. Ты теперь моя доченька, самая любимая! Получишь аттестат, пойдешь в вуз, будешь мне в бизнесе помогать. И все мое – твое! Все тебе оставлю. Сейчас документы на удочерение готовлю.
– Ма, я люблю тебя больше всех, – прошептала Настя и вытерла лицо о блузку Татьяны.
Димкина встала.
– Ну, я теперь красавица. Иван Павлович, давайте усажу вас в столовой, быстренько кофту сменю, и поговорим. Настюша, умойся, приведи себя в порядок, возьми кредитку, ступай в магазин и купи все необходимое для занятий балетом.
Девочка повеселела.
– Спасибо, ма!
Получив от хозяйки чашку крепко заваренного чая, я наконец-то завел беседу, ради которой приехал к Димкиной. Сначала рассказал ей о своем визите в квартиру, которую занимал Вадим.
Узнав о том, как Яков поступил со Светланой, Татьяна прошептала:
– Брат порой не мог сдержать эмоции. Я в состоянии управлять своими чувствами, а он нет, и даже не пытался научиться. Его любимая фраза: «Хочу жить, как хочу». Понимаете?
Я кивнул.
– Он вырос эгоистом до мозга костей, – все так же тихо продолжала Димкина. – На беду, его сыновья Кирилл, Глеб и Костя унаследовали генетику отца. Анастасия, к счастью, в Олю удалась. Такая же ранимая, совсем не умеет спорить, очень послушная. Ольга просила меня стать крестной матерью Кирилла. Но я отказалась, мальчик с рождения был вылитый отец. И внешне, и внутренне. Вот вам пример поведения моего брата: Яков не явился в роддом встречать жену с новорожденным сыном. Почему? Я ему позвонила накануне, предложила:
– Выписка в десять. Могу за тобой в полвосьмого заехать.
Он ответил:
– Не смогу присутствовать, с работы не отпускают.
Я возмутилась:
– Не ври! Ты нигде не работаешь!
– Вчера устроился, – заявил брат.
Димкина сдвинула брови.
– Кирилл его первый ребенок. Я Олю сюда привезла. Думаете, Яша к вечеру стал жену искать? Нет. Он на следующий день к вечеру мне звякнул с вопросом:
– Ольга у тебя?
Здорово, да?
Не дожидаясь моего ответа, Татьяна продолжала:
– Олечка и Кирилл здесь прожили больше месяца до крещения ребенка. И я за эти дни поняла: младенец вылитый Яков. Внешне очень похож, крикун, капризник. Нет, не хочу быть его крестной матерью.
– Вадим и Яков, вероятно, разыгрывали перед отцом Федором спектакль, – высказал я свое предположение. – Какова его цель, мне неясно.
Татьяна взялась за чайник.
– Иван Павлович, очень не хочется говорить вам правду про Яшу. О мертвых принято только хорошо говорить. Поэтому я лучше промолчу.
– Это надо понимать так, что ничего положительного о брате вы сказать не можете? – спросил я.
– Яков врал постоянно, в любой ситуации и всем, – решилась-таки на откровенность Димкина. – Он не раз говорил: «Хочу туда, где сразу миллиард спереть можно». Я испугалась, когда впервые эти слова услышала, попыталась его вразумить:
– Тебя посадят, проведешь всю молодость за решеткой.
