– Ладно, развлеклись, пора и работать, – сказал Уланов.
Перед ним пачка сообщений из регионов по изъятым там орденам. Мероприятия продолжались. Милиция накрывала торговые точки и клубы. В наградной отдел Президиума Верховного Совета СССР было передано уже больше сотни изъятых госнаград. Но среди них не было ни одной нужной.
Лиза принялась печатать запросы по контрабандным делам.
Постепенно время подошло к обеду.
– Пошли в «Эрмитаж», – предложила Лиза.
– В честь чего гуляем? – полюбопытствовал Уланов.
– Надо горечь закусить от всех этих товарищеских судов.
– Пойдем, разоримся.
Если в главковской харчевне или в столовой Свердловского райкома можно спокойно поесть за тридцать-пятьдесят копеек, то комплексный обед в ресторане парка «Эрмитаж» стоил полтора, а то и два рубля. Для семейного бюджета накладно, каждый день не находишься. Но иногда можно себя побаловать, тем более кормили там прилично и не нужно было стоять с подносами – к вашим услугам официантка.
Погода в конце августа установилась теплая. Утром прошел дождь, прибивший пыль и освеживший воздух. И прогуляться по улице было одно удовольствие.
– Закопались в бумагах, – воодушевленно произнесла Лиза. – Света белого не видим… Решено, в воскресенье пойду с детьми в парк Горького!
– Мужа не берешь?
– Его сослали стройотрядами руководить. Молодой доцент, ничего не поделаешь.
– Ты теперь одинокая женщина?
– Мать-одиночка. Хорошо, что бабушки за детьми присматривают.
– Тяжела судьба трудящейся женщины МУРа, – хмыкнул Уланов.
Это была истинная правда. В угрозыске никогда не было гендерной дискриминации – о женщинах заботились трепетно, но они всегда вкалывали наравне с мужчинами. День, ночь – не волнует. Есть боевая задача – наваливаются на нее все.
– Знаешь, сейчас я к оперативной работе привыкла, – сказала Лиза. – Но сначала ведь увольняться хотела. Трудно и семью тянуть, и работать без продыха. Вон, в инспекции по делам несовершеннолетних у меня все спокойно и чинно было. Трудные дети на учете. Ни им, ни родителям спуску я не давала. Знала, кто чем дышит. Постоянно кражи раскрывала, когда поднадзорные по ларькам шуршали и конфеты из магазинов воровали. За это и в МУР взяли.
– Ну да, – кивнул Уланов. – Нам тогда сотрудница в штаб понадобилась.
– Миша, никому не признавалась, как мне вначале тяжело было. Помню, на первых совещаниях с трудом пыталась осознать, куда попала. Будто все на иностранном языке говорят. «Кролик цветную информацию скинул и может еще подсветить при необходимости. Будем окружать жуликов. Только с «семеркой» надо договориться. Нору выставим и примем фигурантов на ударе». Я вообще не понимала, о чем речь идет.
– Сейчас-то понимаешь.
– Каждой клеточкой организма. Потому что все это через меня прошло. Как электроток по проводам.
– И в ИДН больше не хочешь.
– Как наркотик наша работа, – сказала Лиза. – С одной стороны, с ней тяжело. Но без нее тут же ломка начинается…
В парке «Эрмитаж» было многолюдно, но в летнем павильоне ресторана свободные столики были в наличии.
Они уселись в уголке. Это профессиональная привычка опера – выбирать везде те места, откуда хороший обзор и где тебя не стукнут неожиданно сзади по затылку.
Сделали заказ. Официантка упорхнула. И вскоре принесла салаты.
В ресторан зашел угрюмый Конёнков. Окинул быстрым взглядом зал. И, сделав вид, что не заметил коллег, примостился в противоположном углу.
– Тоже пришел послевкусие от собрания перебить, – усмехнулась Лиза.
– И в упор нас не видит, – кивнул Уланов.
– Обиделся… Наверное, ты прав. Не зря мы его на суд чести вытащили. Теперь поймет, что у нас хитрованство не прокатит.
– Да, – кивнул задумчиво Уланов, в памяти всплыли все последние события. – А может быть, наоборот.
– Как это наоборот?
– Он – первая ласточка. И скоро вся эта хитромудрость станет нормой.
– Ты о последних новациях? Все утрясется и будет как раньше. Ты же сам говорил – традиции МУРа незыблемы, – напомнила Лиза.
– Бывает так, что появляются новые традиции. – Ему вспомнился Туляков и его прощальные слова.
– Ладно, не нагнетай. Вон нам харчо несут.
– Харчо – это хорошо. Это они готовить умеют…
Вернулись они с обеда сытые, довольные и совершенно расслабленные.
– Хочу на море, – сообщил Уланов. – На южное солнце.
– Ага. В Грузию, – усмехнулась Лиза.
– А что, если не по делам, там очень даже неплохо.
– Нет, я туда больше не поеду ни за какие коврижки. – Она посмотрела на часы и сказала: – Я к Маслову за почтой.
Заместитель начальника одиннадцатого отдела обычно до обеда просматривал почту, расписывал ее, после чего вручал исполнителям.
Через пять минут Лиза вернулась с папкой:
– Целая пачка нам…
– Кто возьмет билетов пачку, тот получит водокачку, – процитировав «Бриллиантовую руку», Уланов придвинул к себе папку.
Зевнул. Все, с этой леностью надо заканчивать. Пора за работу. Снова портить глаза, читая бумаги, отпечатанные на казенных пишущих машинках со стершимися лентами.
Что в почте?.. Ответ по фигуранту по делу о краже из Покровского храма… Сообщение по изъятию тридцати орденов в Белоруссии. Уланов тщательно сверил номера. Нет, не бьет в точку… А вот письмо из УУР УВД Ярославского облисполкома. «Установлено, что у заслуженной учительницы Российской Федерации Е.Ф. Белозеровой в феврале 1982 года совершена кража ордена Ленина». Уголовное дело возбуждено две недели назад. И чего они телились полтора года? Неужели такое дело под сукно положили!
Борьба с сокрытием преступлений – единственное, что полезного делалось сейчас в МВД. Министр обязал регистрировать все, пообещав, что не будет административных кар. Результат не заставил себя долго ждать – статистика преступности убедительно пошла вверх. Интересно, насколько этих новаций хватит? И как скоро снова начнут пинать за рост количества преступлений, падение процента раскрываемости и принуждать к укрывательству? А что именно так и будет, Уланов был уверен. Вся милицейская система стоит на мощном фундаменте отчетов, справок и процентов раскрываемости. Другую никто еще не придумал.
Итак, орден Ленина ярославской учительницы. Номер указан. Уланов начал сверять его по списку номеров орденов, изъятых по уголовным делам. Не то… Не то… Не то…
Пробежал глазами следующую страницу. Вернулся к ее середине. Присмотрелся внимательнее, не веря своим глазам. Столько уже просмотрел документов. И тут мог на автомате пролететь мимо.
