– Понял я все. – Михаил побарабанил пальцами по оконной раме. – И надолго эта склока?
– Все утрясется скоро тем или иным образом. Но дело куда хуже, чем склоки наших ведомств.
– А что такое?
– Грозой пахнет, племяш. Сильной грозой… Ну что, пошли уничтожать коньяк вероятного противника?
– Пошли. – Уланов ощущал, как внутри стало пусто. Насколько он знал своего дядю, тот никогда ничего не говорил зря и никогда не нагонял панику.
Две рюмки проскочили как-то незаметно. У Михаила даже голову не повело.
– Что, по атташе германскому сильно заработались? – спросил Георгий Петрович.
– Шкуру скоро с нас снимут. И освежуют.
– Не напрягайся. Не трать впустую силы. Займись чем-нибудь более полезным для общества, чем обидчиков германца искать.
– То есть? – внимательно посмотрел на него Михаил.
– Неважно. – Дядя критически оглядел опустевшую бутылку «Хеннесси» и кивнул на «Киндзмараули»: – Открывай.
– Я больше не буду. Мне уже перебор.
– Ну, так ты тут и не один, – хмыкнул Георгий Петрович.
Он накатил полный бокал вина и в три глотка опустошил. Михаил видел, что дяде страшно хочется напиться и не получается. Действительно, закручивалось что-то серьезное.
– Кстати, по поводу этого, Лосева, контрабандиста. Твоя ведь информация? – Георгий Петрович был мастер неожиданных поворотов в разговорах.
– Да. Моя. Ты и тут в курсе.
– В курсе. Распиши своими словами, что там и как.
Михаил без утайки рассказал, как работали по «гимнастам» и как они сдали заказчика.
– Надо его в разработку брать, – закончил он.
– Ты не беспокойся о нем, племяш… Позабудь. Пока позабудь…
– Там же, насколько я понял, канал контрабанды устойчивый.
– Ничего, – отмахнулся Георгий Петрович. – Много каналов у нас в свое время нарыли. Еще один мы выдержим.
Уланов-младший понял. И заткнулся. И задумался. Слишком много ему было что переварить после сегодняшнего разговора.
Глава 7
В тот день, когда перепуганный Лысый писал явки с повинной, а два «гимнаста» еще прятались от милиции, в суматошном мирке, связанном с оборотом предметов антиквариата, вырос и впервые показал острые ядовитые зубы монстр. И произошло это у него как-то буднично. Без какого-либо душевного напряжения. И от того выглядело все еще более страшно…
Студент несколько месяцев назад потерял главного клиента, притом по причине своей банальной жадности. Примерно представляя, сколько стоит товар, начал приближать цену к рыночной. Скупщик заявил, что сроду не занимался благотворительностью, себе в убыток не работал, и пусть добытчик сам попробует продать вещь.
Студент ткнулся в пару мест и понял, что сгорит как свечка. Прогулка по потенциальным покупателям была схожа с пробежкой по минному полю – не знаешь, где и когда щелкнет запал. Только взрыва не будет, вместо него встретят тебя вежливые ребята с красными книжечками. И он четко осознал, что ничего у него со сбытом путного не выйдет. Позиции в антикварном мире зарабатываются годами, все друг друга боятся и шарахаются как черт от ладана от незнакомых людей. Поэтому в итоге он явился с повинной к скупщику, притащив несколько орденов с последних дел.
А скупщик отказался. Притом не просто отказался. Студент видел, что тот его боится. Это было новое радостное чувство – этот чужой страх. Что именно скупщик рассмотрел в своем поставщике, которому он дал путевку в жизнь, – было непонятно. Но то, что увидел в глазах невысокого, невзрачного, субтильного паренька, которого мог бы пришибить одним ударом кулака, его сильно встревожило. И напугало.
– Нет, родной, – сказал скупщик. – Лавка закрылась. Я этим больше не занимаюсь. Никаких покупок. Только обмен. И все только в пределах закона.
– Ну как знаете, – пожал плечами Студент. – Не пожалели бы.
– Не пожалею…
С реализацией товара возникли большие проблемы. Была куча вещей. Они стоили больших денег. Но одно в другое никак не переходило.
Тогда Студент вспомнил о соседях бабушки, которая проживала в поселке Конноармейский под Иваново. Он там с детства проводил все каникулы, да и теперь бывал нередко, наслаждаясь беззаботной жизнью, грибными лесами, чистыми озерами и речками. Отношения с местными у него сложились не то чтобы слишком близкие, но его держали почти за своего. В поселке проживала большая диаспора цыган. Среди них был и Жиган, его сверстник и почти что приятель.
Студент знал, что цыгане имеют обширные связи, в том числе в мире, связанном с иконами, драгоценными камнями и металлами. И, отведя при встрече на улице Жигана в сторонку, закинул удочку – не поможет ли тот продать ордена.
– Не знаю, кому ордена нужны, – пожал плечами Жиган. – Орден и есть орден. Железка.
– А ты слышал, что в ордене Ленина двадцать восемь грамм золота, почти три грамма платины?
– О, – Жиган задумался, что-то просчитывая в уме. – И сколько есть?
– Ну, десяток есть.
– Сгодится. Дантистам сдадим. Рублей по двадцать за грамм, больше они не дадут. Деньги пополам.
– Мне две трети.
– Ладно, – не слишком охотно изрек Жиган.
Студент скинул ему несколько орденов Ленина на переплавку. Получил деньги. И ощутил, что они топят печку ассигнациями. Орден Ленина, уходящий с рук за полторы тысячи рублей, сбывали всего за пятьсот рублей, при этом сам он получал чуть больше трех сотен. Для кого-то деньги, может, и огромные. Но он привык к другим масштабам.
– Нет, Жиган, – сказал Студент, когда они сидели на своем излюбленном месте на берегу мелководной речки, начавшей освобождаться от груза зимнего льда и свободно готовой понести свои воды, искрящиеся в лучах весеннего солнца. – Надо искать покупателей именно орденов.
– Будем искать… Слушай, а что тебе ордена? Вон, иконы хорошо идут. За доски хорошо платят.
– Не умею этого, – поморщился Студент. У него был опыт торговли иконами, но не слишком удачный.
– А я научу, – улыбнулся бесшабашно Жиган.
Учиться они отправились в глухую деревню в Нижегородской области. Там жила старушка, у которой якобы имелась хорошая старинная икона. Втроем поехали – Жиган со своим младшим братом и Студент.
– Тысячи три монет нам за доску эту отсыплют, – заверил Жиган. – По тысяче на брата.
Студент вез на дело на своем новеньком, недавно купленном «Москвиче» вызывающе красного цвета.
Идея была проста. Спрятать машину в лесу. Подобраться незаметно к деревне. Подождать, когда старушка отлучится куда-нибудь. Зайти в дом и забрать все, что там будет мало-мальски ценного.
Получилось все почти как планировали. Младший цыганенок остался стеречь окрестности, чтобы подать знак в случае опасности. Студент с Жиганом пробрались в дом. Икона стояла на видном месте и не произвела никакого впечатления – старая, почерневшая, в растрескавшемся окладе, примитивного деревенского письма. Не верилось, что кто-то за нее отдаст три тысячи.
