Пятый день без антидепрессанта. Плохо сплю уже две ночи, просыпаюсь, не могу заснуть часами, с утра разбитая. Снизился аппетит, еле-еле с утра смогла съесть небольшой банан. Отказалась от кофе, потому что чувствую, что после него могло бы возникнуть неприятное перевозбуждение.
Райский тёплый день, на аллеях цветут розовый шиповник и дикие белые розы. В детстве я держала у себя гусениц и кормила лепестками шиповника. Денис прислал эсэмэску с гор из места, где была связь. Мама уехала в город на пару дней отдохнуть от нас. Сегодня мы купались в озере – мы с Гошей впервые в этом году, а Егор впервые в жизни. До обеда ходили на Малое Борковское. Там на пляже появилась тётенька, продающая горячую кукурузу. Егор поначалу боялся заходить в воду, а потом его было не вытащить из озера. А вечером ходили на Большое Борковское, Коскиярви, самое большое озеро из местных, очень красивое, с островом; говорят, на дне его затонул танк. Там мы снова купались, играли в пришвартованной к берегу лодке, смотрели на кроликов в загончике, Егор катался на детском квадроцикле, и мы с ним полчаса прыгали на батутах. Ребёнок был в восторге, особенно от батутов. Развлекательная программа была выполнена и перевыполнена. Вернулись домой усталые, счастливые, накупавшиеся, наигравшиеся.
Шестой день без антидепрессанта. Спала хорошо, ем нормально. Весь день была жара под 30 градусов, а вечером, только мы собрались на озеро, началась страшная гроза, настоящее светопреставление, репетиция апокалипсиса. Гоша сказал, что с детства такого не видел. Вначале с неба лились мощнейшие потоки воды, громыхало, сверкали молнии, а потом пошёл град, очень крупный, размером с пятирублёвую монету. Весь участок был в градинах, потоки воды текли по дорожкам. Гроза шла волнами, то усиливалась, то ослабевала. Однажды я попала в такую грозу в горах, выпал град размером с перепелиное яйцо, небо стало чёрным, а я как раз была наверху перевала, в Саянах.
Мы с Гошей и Егором долго стояли на крыльце, смотрели на грозу, на град. Я считаю град благим символом для Егора, его стихией: когда он родился, выпал град. Я вынесла стул на крыльцо, взяла тетрадь, стала писать под грозу. Гоша, любуясь ливнем и градом, сказал, что гроза вернула его во время, когда самым громким звуком для человека был гром, а не хард-рок. Потом Гоша играл на крыльце на мандолине, и звук мандолины разносился по дождевому саду, а во мне гроза пробудила желание мыться – как в детстве, когда мне мыли голову в грозу, – и я пошла в душевую. Гроза к тому времени уже улеглась, остался небольшой дождик.
Утром мама рассказала мне, что вчерашней грозой убило ребёнка, он был с родителями на пляже в Петергофе, там тоже была эта гроза, и в него попала молния. Лучше бы я не знала про это. Сразу – погружение во мрак. А сейчас надо держать себя в руках. Седьмой день без антидепрессанта, состояние приличное, есть боли, но они с этим не связаны. Надо не сорваться, если проживу две недели без антидепрессанта – значит, отмена удалась, надо будет браться за отмену нейролептика.
Егор просит меня перед сном: «Мама, защити меня!» Я его обнимаю, успокаиваю, он боится, что придёт кто-то страшный, напугает его, может быть, сделает кусь. Я говорю Егору, что я с ним, что «мама всегда защитит тебя», и с ужасом при этом понимаю, что это не так, что я не всегда смогу защитить его. Я хочу защищать его всегда, но понимаю, что он должен расти, становиться сильным, учиться защищать себя сам, а я не всегда смогу быть рядом.
Приезжал Дима, и мы поехали на его машине на Ладогу с Егором и Гошей. Ладога от нас относительно недалеко: доехали до Сосново, потом до Запорожского и углубились в лес. Там есть очень красивый пляж рядом с базой «Золотой берег»; я там уже была на машине с Надькой, её тогдашним мужем и Денисом. Лес там очень чистый, только сосновый, с черничником и мхом между стволами, такой идеальный сосновый бор. Гоша сказал, что это «арийский» лес – нет никакого смешения, только сосна, и что это очень красиво и непривычно. Обычно всё-таки и ёлки, и берёзы есть, а тут – сосны, и всё. Ладожское озеро издали казалось синим. В лесу рядом с ним разбросаны домики базы, а там, где база кончается, на диком песчаном пляже, стояли машины и палатки между деревьев, было много отдыхающих. День был жаркий, но рядом с Ладогой было прохладно, ветрено, купаться в ней не хотелось, песок на пляже под ногами был холодным. Дошли до места, где в Ладогу впадает река Бурная, которая вытекает из Суходольского озера, там широкая протока. Потом вышли посмотреть на реку Бурную на обратном пути, когда уже ехали в сторону Сосново. Там обрыв над рекой, под которым стоят рыбаки, а река широкая и действительно вся бурная, в порогах, и мы видели, как по реке, по порогам с трудом движутся моторные лодки. Егору больше всего запомнились волны на Ладоге, бьющие о берег. Он сказал, что впервые видел волны.
Восьмой день без антидепрессанта. Начались спецэффекты. Спала вроде нормально, но встала разбитая, есть не хочу, лёгкое подташнивание, и в какой-то момент почувствовала эту жуткую животную тревогу – ту самую, сквознячок из ада. Я никогда не могла описать психиатру, что я чувствую, когда речь заходила об этом. Для этого нет слов в языке. Скажешь «тревога» – это очень слабо будет. Это не то, что обычно называют тревогой, не то, что я называла тревогой до того, как узнала это состояние. Ужас, паника – может быть, что-то такое, но голова остаётся в целом ясной, это происходит не на ментальном уровне, это состояние гораздо глубже, чем мысли, чем осознанные чувства. Это состояние какой-то глубинной биологической поломки, что-то не то происходит с мозгом, с телом, и ты никак не можешь это контролировать. Это адские муки, испытываемые при жизни. Может быть, это можно назвать генерализованной тревогой, я не знаю. Мне для этого слов не найти. Идёт какое-то нехорошее возбуждение, реакция ужаса, хотя ты вроде бы на уровне сознания ничего в этот момент не боишься, образуется щель, и в неё этот ужас сквозит. Он физиологический, нестерпимый. О него любой смысл разбивается. В общем, сегодня это возникло, но в слабой, смазанной форме. Потом немного отпустило, хотя состояние остаётся на грани, захотелось спать. Отчасти возникновению этого состояния способствовали внешние причины, перед которыми я, видимо, более уязвима без таблеток. В частности, беспокойство за Дениса в горах, тем более что он написал мне, что там трудно, холодно, перевал завален снегом и вообще всё завалено, совсем нет людей, на базу МЧС, что за перевалом, могут не пустить и с сегодняшнего дня связи долго не будет. Другая причина беспокойства – у меня вышла книга из типографии, все поздравляют, а меня почему-то это дестабилизирует, не умею психологически принимать проявления признания, поднимается тревога, появляются мысли о смерти. Никому из близких я о своей попытке отмены лекарства пока не говорю, боюсь не найти понимания, поддержки, скажут: «Ты всё время в тревоге, тебе нельзя отменять таблетки», и мне станет от этого только хуже.
Мама вчера приехала из города, сегодня проснулась – говорит, всю ночь сильно кашляла, хотя в целом чувствует себя нормально. Боится коронавируса.
Егор заснул на улице, на качели, под одеялом. Гоша развёл костёр, чтобы на гриле приготовить бараньи рёбрышки. От Дениса пришла эсэмэска, когда он был на вершине перевала. Маме в какой-то момент стало плохо, но потом отпустило, и температура нормальная, днём кашля нет, пойдёт к соседям на званый ужин. Соседи ждали гостей, но гости заболели и не приехали, а соседи уже наготовили кучу еды, тогда они пригласили к ним вечером на ужин маму и Алексея.
