Книга Дезертиры любви, страница 49. Автор книги Бернхард Шлинк

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дезертиры любви»

Cтраница 49

– Секрет мира – истощение. Но когда все уже выдохнутся? Мы будем рады, когда основные силы будут истощены. Но не слишком истощены: они должны помешать драться тем, кто хочет драться дальше. – Президент устало усмехнулся. – Мир – это состояние, в которое трудно поверить. Поэтому я просил прислать миротворческие силы, двадцать тысяч. Вместо них прислали вас, числом двенадцать человек, чтобы наблюдать, надлежащим ли образом идут согласованные формирования смешанных контингентов, выборы губернаторов и восстановления гражданских администраций. – Президент поочередно взглянул каждому из них в лицо. – Приезд сюда – это мужественный поступок с вашей стороны. Я приношу вам свою благодарность. – Он снова усмехнулся. – Знаете, как наша пресса вас называет? «Двенадцать апостолов мира». Благослови вас Бог.

Они были в самом сердце города. Он лежал на краю долины; несколько улиц, старинный собор, дома парламента, правительства и суда, сохранившиеся с девятнадцатого века, современные офисные и производственные здания, многоквартирные жилые дома. Президент попрощался и вышел. Автобус поехал дальше. На середине склона горы он остановился перед въездом «Хилтона». Стена отеля, обращенная к горе, – в оспинах от пуль; окна забиты досками. В парке устроены опорные пункты, обложенные мешками с песком.

Управляющий встретил их лично. Он попросил извинения за то, что работа и обслуживание не идеальны. Военные отбили отель всего несколько дней назад. Тем не менее он уверил их, что номера вновь приведены в идеальное состояние.

– И вечером распахивайте дверь на балкон! Ночью прохладно, благоухают цветы нашего сада, а москиты вьются у побережья. Так что отсутствия кондиционеров, которые пока еще не работают, вы даже не заметите.

2

Ужин был сервирован на террасе. Наблюдатели сидели за шестью столами, которые соответствовали шести провинциям страны. С каждой парой наблюдателей, направляемой в одну провинцию, ужинал офицер тамошних военных и полевой командир тамошних повстанцев. Температура, как и обещал управляющий, понизилась до приятной. Сад благоухал; в пламени свечи время от времени вспыхивал ночной мотылек.

Немецкий наблюдатель, профессор международного права, в последнюю минуту вызвался кого-то заменить. Он уже работал в различных международных организациях, заседал в комитетах, готовил доклады и составлял проекты соглашений. Но на месте исполнения еще никогда не бывал. Почему он от этого уклонялся? Потому ли, что наблюдательство не влиятельно и не престижно? А почему же теперь ему этого захотелось? Потому ли, что он стал казаться себе каким-то шарлатаном, никогда не видавшим той действительности, которой распоряжался за письменным столом? Может быть, думал он, может быть, поэтому. В этой группе наблюдателей он был старше всех, и его утомили перелеты через Атлантику и через Залив и выяснение отношений с подругой в Нью-Йорке, затянувшееся на всю ночь между этими перелетами.

Его сотоварищем был канадец, инженер и предприниматель, который, поставив дело так, что оно шло уже и без него, подвизался в одной из организаций по правам человека. Когда офицер и полевой командир, с которыми они завтра должны были отправиться в одну из двух прибрежных провинций – в ту, что севернее, – не проявили интереса к рассказам канадца о его прежних наблюдательных миссиях, он вытащил бумажник и разложил на столе фотокарточки жены и своих четверых детей.

– У вас есть семьи?

Офицер и полевой командир удивленно и смущенно переглянулись и замешкались. Но затем полезли в карманы курток за своими бумажниками. У офицера была с собой свадебная фотография: он в черном парадном мундире и белых перчатках, его невеста в белом платье с фатой и шлейфом, и глаза у обоих серьезны и печальны. Была у него и фотография детей; они сидели рядом на стульях, дочь в тюлевом платье с кружевами и сын в камуфляжной форме, оба еще слишком малы, чтобы доставать ногами до пола, и у обоих тот же серьезный и печальный взгляд.

– Какая красавица! – Канадец прищелкнул языком, восхищаясь невестой, круглолицей девушкой с алыми губами и черными глазами. Офицер быстро убрал фото, словно желая защитить своих от этого восхищения. Канадец посмотрел на портрет жены командира, улыбающейся студентки в шапочке и мантии бакалавра, и сказал: – О, и ваша жена – красавица!

Полевой командир выложил на стол второй снимок, на нем был он сам, на руках у него два маленьких мальчика, перед ними – могила. Немец заметил, что офицер прикрыл глаза и стиснул зубы. Но жену командира убили не солдаты, она умерла при рождении третьего ребенка.

Затем взгляды всех устремились на немца. Он пожал плечами:

– Я разведен, и мой сын уже взрослый.

Он понимал, что это не мешало ему иметь при себе портрет сына. Но он не носил с собой фотографию сына и раньше, когда тот был еще маленьким. Зачем? Чтобы она напоминала ему, что перед сыном, которому во время развода было пять лет, которого растила мать и которого он редко видел, у него остался непогашенный отцовский долг?

Подали ужин. За первым блюдом в быстром темпе последовали второе, третье и четвертое. А к этому еще красное вино с побережья. Полевой командир ел и пил сосредоточенно, нависая головой и грудью над тарелкой. После каждого блюда он брал кусок хлеба, досуха вытирал им тарелку, клал его в рот и выпрямлялся, словно собираясь что-то сказать, но ничего не говорил. Он был едва ли старше офицера, но казалось, принадлежал к другому поколению – поколению медленных, неповоротливых, скупых на слова, все испытавших людей. Временами он посматривал на остальных – на канадца, рассказывавшего о своей жене и детях, на офицера, который задавал вежливые вопросы и отставлял мизинцы, когда брал нож и вилку, и на немца, который, устав есть, откинулся на спинку стула и встречал взглядом взгляд полевого командира.

Надо говорить, думал немец, надо подшлифовать мой заржавевший испанский. Однако ему ничего не приходило в голову. Хотя остальные, достав и продемонстрировав свои фотографии, не составили братство женатых и отцов семейств, но у него было такое чувство, словно они оказались как-то друг с другом связаны и имели на этот мир какое-то право, которого у него не было.

Когда они сидели за десертом, раздались выстрелы, протрещала автоматная очередь. Разговор оборвался, все вслушивались в ночь. Немцу показалось, что офицер и полевой командир быстро взглянули друг на друга и отрицательно покачали головой.

– Это был один из ваших, – сказал канадец и посмотрел на полевого командира. – Это был «калашников».

– У вас хороший слух.

– Если бы все «калашниковы» были в их руках, – офицер кивнул в сторону командира, – было бы хорошо.

Из долины поднимался неумолкаемый вечерний шелест – шум электростанции, кондиционеров в конторах, магазинах и жилых домах, шум машин, мастерских и ресторанов. И дыхания спящих, подумал немец, любящих и умирающих; и эта мысль была ему приятна.

3

Он проснулся в четыре утра, как всегда просыпался после перелетов через Атлантику. Вышел на балкон. В долине лежал погасший город. Из сада шло благоуханное дыхание цветов. Было прохладно. Он разложил шезлонг и улегся. Даже не вспомнить, когда он видел столько звезд. Одна светлая точка двигалась; он следил за ней, потом потерял, снова нашел, снова потерял, нашел еще раз и проводил взглядом до горизонта.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация