– Пришел.
– Нет! – каркнул ворон. – Нет!
– Тсс, Хротгар. Тсс! – Бревон повернулся, засовывая мешочек обратно под складки черной тоги. Он рассеянно протянул руку и почесал белое пятно на шее птицы. – Я не хочу тратить ваше время. Буду рад организовать ваш перелет в город, но если то, что вы ищете, можно получить здесь, рекомендую так и поступить. Перелет стоит дорого.
Я мысленно представил отца, неподвижно стоящего, как какой-то египетский фараон в песках пустыни, и ничего не ответил. Бревон наверняка ожидал, что я, как любой избалованный имперский лорд, отмету финансовый вопрос как несущественный. Я решил не тешить его самолюбие предсказуемостью. Бревон, судя по всему, не любил лишней болтовни и вновь повернулся к ворону.
– Значит, Воргоссос? – произнес он наконец. – Вы уверены?
– Да.
– Бессмертие? – Он убрал руку от птичьей шеи, и лишенный ласки ворон подскочил к хозяину. – Вы ведь понимаете, что оно нереально в том виде, в котором вы себе его представляете? – Он шагнул ко мне, и даже сквозь стекла очков я почувствовал тяжесть его взгляда. – Вы не кажетесь старым. По вам, палатинам, сложно судить, но я готов съесть Хротгара, если вам больше пятидесяти. – Он выставил в сторону ворона палец. – Нет, я вовсе не собираюсь всерьез съесть моего старичка. – Он снова сел. – Но что, если не бессмертие? Проститутки? Гомункулы? Это и здесь можно получить. Даже и у вас дома, насколько мне известно. В Империи архаичные порядки, но биоразработки разрешены. – Он покосился на гомункула Еву, смирно стоящую у дверей. – Как вам она? Нравится? Я сам ее спроектировал.
– Нет! – ответил за меня ворон.
Бревон улыбнулся. Взгляд гомункула был отсутствующим.
Я стиснул зубы, подумав об Айлекс и о той тонкой линии, отделявшей ее – свободную женщину – от этой шаркающей куклы, умеющей лишь прислуживать и повиноваться.
– Она милая.
– Готов продать геном, если захотите, – сказал Бревон. – Я знаю наталиста, который может вырастить вам такую за пару недель. Эта модель очень послушна и годится для разных дел.
– Нет, благодарю вас. – Меня едва не стошнило.
– Жаль! – Бревон перестарался с улыбкой. – Ева! Чаю!
Он трижды хлопнул в ладоши. Хлопки вышли неестественными, неживыми. Гомункул поклонилась и вышла из кабинета. По взмаху руки с потолка опустился стул, зависнув в паре футов над джаддианским ковром при поддержке металлического рычага. Я без слов сел. Хлыст занял место справа от меня, засунув пальцы за пояс.
Торговец положил руки на подлокотники:
– По правде говоря, меня не слишком волнует, что вам понадобилось на Воргоссосе. Я бизнесмен. Если хотите туда попасть, в моих интересах вас туда доставить. Поговорим о цене.
– Это не составит проблему, – сказал я. – Сколько?
– За место на моем корабле? – Бревон поправил очки. – Сто.
– Сто тысяч марок? – опешил я. – Да я собственный корабль могу за такие деньги купить.
– Хотел бы я взглянуть, что за корыто вы купите за сто тысяч марок. – Бревон откинулся, насколько позволяло кресло. – Давайте серьезно.
– У меня есть корабль. Мне нужны только координаты.
В этот момент явился чай. Ева вернулась, за ней прикатился столик на единственном сферическом колесе. Докатившись до Бревона, столик остановился. Ева молча, осторожно взяла фарфоровой ручкой фарфоровый чайник и разлила чай по чашкам.
– Спасибо, Ева, – поблагодарил я, беря чашку.
Она никак не отреагировала. Хлыста оставили без чая.
– Координаты? – повторил Бревон. – Так это не работает. Местоположение Воргоссоса, как и многих других наших планет, – тайна. Так безопаснее. На Воргоссос можно попасть только с нами. Вы ведь не видели «Великого Странника»?..
Я даже не знал, что это, поэтому не ответил.
– Так я и думал. Вы, имперцы… ваши дредноуты, конечно, внушительны, но со «Странником» ничего и рядом не стоит. Ваш корабль займет на нем крошечный уголок, и никто даже не заметит, что вы там. Поэтому цена столь высока. Вы оплачиваете проезд не для себя, а для всего вашего корабля. Если посмотреть с этой стороны, то цена достаточно низкая. – В его улыбке появилась гнильца. – Впрочем, есть и другой вариант.
– Что-что? – спросил я, не выпуская чашку.
К чаю я не притронулся. Свежий, с травяным ароматом пар согревал мне лицо. Зеленый чай, высоко ценящийся ниппонцами.
Опустив чашку на блюдце, Бревон передал их Еве. Та молча взяла.
– Кровь – самая ходовая из всех валют. Вы имперский палатин. При всех ее недостатках ваша Высокая коллегия знает фокусы, неведомые даже нашим косторезам.
Опять кровь.
Я вновь представил свои глаза на чужих лицах, свой геном – мой язык – произнесенный в новых фразах, написанный новой кровью. Части себя или даже целое, превращенное в продукт для продажи. Я взглянул на Еву, на ее отстраненное выражение и как будто впавшую в транс фигуру, на тени вокруг глаз и блестящие волосы. В самой ее конструкции таился ужас. Мне было противно даже думать о том, что такое могли с кем-то сделать, а от того, что такое могли сделать с частями меня, тошнило. Однако… у меня не было лишней сотни тысяч марок.
– Я не продаюсь, – произнес я голосом сердца, а не разума. – Ни целиком, ни по частям.
Антоний Бревон оперся руками на колени и осмотрел меня, как ювелир, оценивающий бриллиант. Спустя мгновение он снял очки. Я обомлел.
Когда я был совсем юн, Гибсон показал мне фильм о погребальных обрядах фанатиков, живших в горах над Мейдуа. Эти язычники-единобожцы клали монеты – каспумы с символом имперского солнца – на глаза умершим. Глаза Бревона были немного другими. Пустые сферы из мертвого металла того же цвета, что и те монеты. Нечеловеческие глаза. Даже представлять не хочу, что они видели.
– Все продается, господин Марло, – едко заметил Бревон. – Нужно лишь предложить правильную цену.
– Меня уже продавали, – ответил я, вспомнив Анаис Матаро и отца. – Больше это не повторится.
Быть проданным Бревону было хуже, чем быть проданным Матаро. Отдав свои гены, я стану виновником создания рабов, подобных стоявшей рядом женщине. Я буду виновен в их страданиях, и ради чего? Денег? Удобства? Времени? А то, что они отчасти будут мной, вообще сродни проституции. Я подумал о том, что́ в юности пришлось пережить Хлысту, и решительно сжал зубы.
– Жаль. – Откинувшись в кресле, Бревон взял чай у гомункула и одним глотком осушил чашку; его металлические глаза прищурились. – Ваша коллегия постоянно находит новые способы продлить человеческую жизнь. Вы бы нам пригодились, а мне бы понадобились ваши глаза. Какой цвет!
Я был рад, что так и не притронулся к чаю. Следовало вообще от него отказаться.
– Полагаю, вы не согласитесь на семьдесят пять?
