– Что случилось? – спросил я.
Говорить и шевелить челюстью и языком было нестерпимо больно, и я замолчал.
Тавросианка погладила меня по голове, и я понял, что моя голова у нее на коленях.
– Он вас пнул. Нокаутировал.
– Нет, – сказал я, – это я знаю. После.
Валка без слов повернула голову, демонстрируя две окровавленные ранки, похожие на следы укусов насекомого, ровно в том месте между воротником и ухом, где останавливалось переплетение черных линий и завитков.
– Ох!
Я не хотел думать, чем нам грозило то, что образцы наших генов оказались в руках беглого исследователя Хора. Хор был источником могущества Капеллы; институт, где производили на свет вирусы и яды, которые позволяли держать под контролем все имперские системы. Хора боялись. Как один из его августейших членов, пусть и падший, очутился здесь? Я думал об этом, пока голова не начала раскалываться, и я прекратил.
– Валка, простите. Не стоило вас сюда приводить.
– Без меня вы бы сюда не добрались, – вздохнула она. – Забыли?
Пристыженный, я закрыл глаза. Смотреть на свет было больно, и я решил, что у меня сотрясение. Валку куда меньше моего беспокоили экстрасоларианские кровяные манипуляции. Ей были неведомы ужасы, которые могли сотворить с ее генами, извратив всю суть ее личности. А вот я прекрасно помнил угрозы Калверта, помнил Найю и древо жизни в зале, где мы впервые столкнулись с бывшим жрецом. Я знал.
Есть вещи хуже смерти.
Умереть нелегко.
Жить – труднее.
Еще труднее жить рабом, или кем еще они будут – те я, или части меня, или вовсе не я, – те чудовища, которых Калверт сотворит из одной капли моей крови. Они будут его рабами или рабами тех установок, которые он впишет в их геном. Как там говорило Братство? Рычаги, за которые дергают гены. Какой-то темный уголок меня увидел золотистые глаза Валки, раскрытые так же широко и глядящие безумно, как глаза Найи. Увидел мои собственные глаза. Сквозь боль я вздрогнул и, кажется, вскрикнул.
– Не стоит об этом переживать, – сказала Валка, словно прочитав мои мысли. – Все будет хорошо. Ничего с нами не случится. Этот чертов монстр способен на куда худшее, если ему позволить. Но пока мы в безопасности.
Она говорила уверенно, многозначительно, и я успокоился. Не стал спорить, пусть и по-прежнему сомневался. Я почувствовал прикосновение холодных пальцев. Ногти царапнули лицо.
– Похоже, у вас сотрясение, – предположила Валка.
Я согласно прокряхтел.
– Однако я нашла тут старую аптечку. Похоже, это место когда-то использовали как кладовую. Полезного в аптечке мало, но бинты пригодились. Он вам руку порезал.
С большим трудом я вытянул шею, чтобы взглянуть. Голова кружилась, меня чуть не вырвало. Валка накрыла меня шинелью, которую я ей одолжил. Рукав туники был разорван и перепачкан, из прорехи выглядывала серая ткань. Левое запястье. Я тихо усмехнулся и тут же пожалел об этом. Больше шрамов для этой бедной руки. Отметина от когтей Калверта вдобавок к россыпи следов от катарского разбрызгивателя и криоожогу на пальце.
– В чем дело? – спросила Валка, пытаясь удержать меня в ровном положении.
– Опять та же самая! – Я поднял преступную руку и снова рассмеялся, превозмогая боль.
Кажется, Валка улыбнулась, но крепче сжала мое плечо:
– Отдыхайте. Мы отсюда никуда не денемся.
– Холодно, – сказал я, будто вспомнив кое-что важное.
– Знаю, – ответила она, откинув голову к стене камеры. – Еще бы вам не было холодно.
– Нет, вам.
Я попытался стянуть шинель и вернуть Валке, но та сжала мою руку – гораздо нежнее, чем Калверт, – и не взяла.
– Адриан, я в порядке, – ответила она полушепотом. – Вот, выпейте воды.
Глава 46
Затянувшийся холод
Пинок Калверта повредил не только мою голову, но и мое восприятие времени. Я много спал, Валка почти не отходила от меня. Мы мало разговаривали, но, когда я преодолевал туман и возвращался в сознание, я нередко слышал, как она поет. Слова были на неизвестном мне диалекте пантайского и звучали возбужденно, сердито: это был звук бурной юности, выдубленной опытом до мягкости старой кожи. Думаю, Валка не знала, что я ее слышу. Если бы знала, то сгорела бы со стыда.
Шли дни; мы все так же утоляли голод батончиками с ароматизатором корицы, а жажду – маслянистой водой. Время текло и переливалось, как ручей через камни, боль в голове понемногу утихла, а зрение вновь обрело четкость. Без терминала, карандашей и дневника я проводил время, разглядывая найденную в кармане скорлупу. Я крутил ее перед светом, любовался ее сиянием. В нем не было искажений, бликов, а цвет был столь чистым, что заставлял исчезать даже щербины и неровности сломанных краев. Мой мозг постоянно рвался на нее посмотреть, как будто она была замочной скважиной самого восприятия, чем-то непостижимым для разума.
Наконец я вновь стал прежним, смог стоять, ходить и кричать.
Калверт больше не возвращался, и мы с Валкой долгими часами обсуждали все, что увидели и узнали. Я сомневался, что она мне верит, но необъяснимая суть обломка раковины со временем сгладила напряженность наших диалогов. Когда впечатления от встречи с Калвертом и Братством потеряли яркость, наступило отчаяние. Мы проиграли. Потеряли Танарана. Потеряли единственную связь со сьельсинами. Потеряли связь с капитаном Корво и «Мистралем», а может, вообще потеряли их. Я утратил свое место в Империи, свой дом, свой перстень, свое положение в легионах – все. Даже свой меч.
– Я не знаю, что делать! – повторил я в миллионный раз.
– А вы и не можете ничего сделать, – кисло ответила Валка; мы это уже обсуждали. – Я не могу открыть дверь, а другого выхода нет. Если бы и был, нам бы пришлось пробиваться через Земля знает сколько этажей и целую армию СОПов.
Я ходил туда-сюда; от повреждений не осталось и следа, энергичность вернулась. Я снял бинты, но рукав туники оставался порванным и покрытым кровавой коркой. Я машинально ковырял ее, меря шагами камеру.
– Но должно же быть что-то, что я могу сделать. – Я огляделся, словно в надежде обнаружить окно или какой-нибудь незаметный прежде рычаг.
– Адриан, – открыла глаза Валка.
Она сидела на полу, скрестив ноги и положив руки на колени, и наверняка перепроверяла какие-то свои воспоминания или данные. Я завидовал ее имплантатам. С их помощью можно было сбежать от реальности. Я остановился, глядя на нее, прикрыв рукой прореху на левом рукаве.
– Бывает, что никто ничего не может сделать, – произнесла Валка. – Это существо из воды сказало, что сьельсины приближаются, верно?
Я был вынужден признать, что так и было.
– Так ждите, – заключила она.
