Нэй подобрал мешочек, набитый травами, пахнущий едко.
– Ничего не хочешь мне рассказать?
– Зачем же повторяться? – Алексис сняла фартук и развесила на спинке стула. Наследница обеспеченного отца, она добровольно прислуживала в городской здравнице. Смазывала мазями спины стариков, разливала солдатам колючую вагландскую воду. – Все то же самое мне придется рассказывать кнутмастеру.
От досады и обиды кровь прихлынула к щекам Нэя. Кулак сжался, давя мешочек.
– За кого ты принимаешь меня? Я не стану звать Серписа по пустякам.
– Но пустяки заставляют тебя злиться, Георг.
– Да, я злюсь.
– Ты ворвался в мой дом и рылся в моих вещах.
Этот ее тон – холодный, обвиняющий – приводил Нэя в смятение. Не она, а он пришел обвинять!
– Я – твой жених!
– Женихи входят через дверь.
– Хватит! – Нэй швырнул мешочек в стену. Алексис и глазом не повела. Что за прекрасные глаза у нее были, умные, внимательные, инкрустированные серыми радужками! Мог ли Нэй сердиться долго? – Немед был прав. У нас завелся вор, и этот вор – ты. Пользуясь моим именем, ты входишь в башни, чтобы брать лекарства. Скажешь, нет?
– Не скажу. – Алексис начала подбирать мешочки и баночки, пропавшее из лаборатории легочное зелье. Нэй снова вспыхнул. Порывисто схватил невесту за предплечье. Слишком грубо – она ошпарила его взглядом.
– Отпусти.
Он убрал руку, устыдившись.
– Милая. Зачем ты меня подставляешь? Учитель говорит, что рано или поздно я стану колдуном, одним из четырнадцати колдунов Полиса. У меня будет возможность бороздить Реку, исследовать острова! Я получу собственного фамильяра. Волка, как у Мотли, или там ворона. Но если Совет узнает, что моя невеста продает плебеям лекарства…
– Продает? – повторила Алексис. Теперь в ее голосе сквозило неприкрытое презрение. – Ты думаешь, я делаю это, чтобы обогатиться?
– Нет. – Нэй взлохматил короткие волосы. – Нет, конечно. Я оговорился. Ты отдаешь травы плебеям. Зная, как твой отец относился к этому. Как я отношусь.
– Они умирают. – Алексис прижала охапку мешочков к груди. – Маленькие дети кашляют кровью. А в Оазисе есть лекарства от чахотки. От туберкулеза и холеры.
– Шестое правило Полиса…
– Туберкулез – умная болезнь. – Алексис горько улыбнулась. – Вы отлавливаете знахарок, обрекая рыбаков на смерть. Но исцеляете вельмож. Кузин вельмож. Их тетушек.
– Мы? – Нэй защищался. – Я не кнутмастер и не солдат. Я – кандидат в колдуны. Моя репутация…
Алексис перебила:
– Я буду брать у Немеда травы. Пока вы не вышвырнете меня из башен. Пока ты не настучишь батлеру или Серпису. Что-то еще?
– Твоя своенравность…
– Георг! – Алексис присела на корточки возле жениха. Взяла за руку, посмотрела пристально в глаза. – Георг, я знаю, как все сложится. Ты станешь другим. Ты уже другой.
– Я – тот же.
– О нет. – Она печально качнула головой. – Я влюбилась в мальчишку, которого ненавидел мой папа и который был полной противоположностью папы. В доброго, веселого, жалостливого мальчика.
– Жалостливого? – Нэй ухмыльнулся. – Это слово воняет рыбной требухой.
– Твои новые дружки воняют требухой, – тихо сказала Алексис. – Мне снится кошмар, что вместо моего Георга я выхожу замуж за Элфи Наста. Ты становишься похож на Элфи, не замечал? Ты так же усмехаешься. Так же высокомерно бубнишь. Гармония! Закон!
– Поосторожней со словами, Алексис!
– А иначе?.. – Она отпрянула резко. – Отпусти меня.
– О чем ты…
– Я не желаю видеть, как ты превращаешься в Элфи. Жизнь с колдуном – это не то, о чем я мечтала.
– Перестань говорить ерунду! Мы помолвлены!
– Но ведь должен быть закон! – Алексис закружилась по комнате, роняя мешочки и вновь подбирая их. – Вы придумали тысячи законов. Найди такой, что разрывает помолвку, если невеста украла у зеленомордого Немеда травы. Отдай меня в Пыточную. Что угодно. – Она пригвоздила его лихорадочным взглядом. – Отпусти меня, Георг.
Нэй поднялся с кровати. Отряхнул куртку и прошествовал к дверям.
– Ты успокоишься, и мы побеседуем как люди. – Он указал на лекарства. – Это оставь себе, но ключ от лаборатории я забираю. В здравницу ни ногой. Ради нашей с тобой безопасности. Я не буду воровать лекарства, пальцем о палец не ударю, если ты подхватишь туберкулез.
– Отпусти, – повторила она, зажмуриваясь.
– Нет.
Он вышел из спальни и потянул за нить. Дверь с шумом захлопнулась. Он подумал: «Я люблю тебя, Алексис, и я тебя приручу и укрощу».
Но Алексис не поддалась дрессировке.
* * *
В стеклах зрительной трубы золотились на солнце верхушки лесов. Тамаринды, фикусы, манговые и тюльпановые деревья – густая чаща спускалась в долину, указанную проводником.
Нэй наблюдал за джунглями. Изучал каждую складку леса, извилистого склона, покрытого ползучими растениями. Прощупывал взглядом острые выступы скал. Всматривался в молчаливый город, обнесенный каменными стенами. Улицы заросли высокой травой. Лианы опутывали здания из серого камня, расползались по стенам, проникали в трещины и швы, расшатывая кладку.
Колдуна мучило похмелье. Чтобы приглушить головную боль, он терпеливо жевал семена кардамона. Раскупорил кувшин с водой, отпил. Утром принял дозу рвотного камня…
Рядом сидели маркиз Алтон и капитан Сынок. Алтон смотрел в зрительную трубу. Сынок тер воспаленные глаза – не так он представлял очередной день в раю. Нэй протянул ему кувшин.
– Если долго смотреть, то кажется, что на башнях кто-то ходит. – Алтон опустил трубу.
– Они боятся солнца, – сказал Нэй.
– Вы уверены?
– Нет.
– Может, это всего лишь легенда? – спросил Сынок потерянным голосом.
– Может, и так.
– Но вы так не думаете… сэр.
– Всегда есть что-то похуже простой смерти.
Сынок кивнул и стал возиться с мушкетом, чтобы скрыть дрожь. Это ничего. После Косматого маяка и острова воюющих богов Нэй не сомневался в том, кого рекомендовал в капитаны.
Маркиз светился изнутри. Подмывало спросить его о принцессе. Спросить и рассказать о многом.
Вскоре они заметили внизу, в ста ярдах от наблюдательного поста, движение листвы и веток, и немного погодя из бамбуковых зарослей вынырнул проводник. Это был мальчик-слуга, который вчера сопроводил Нэя во дворец раджи.
Почему Рави приставил к ним мальчишку? Больше не нашлось смельчаков?
– Сахиб, я провожать до стены, – предупредил слуга еще во дворце. – Дальше не ходить. Дальше мертвый человек.
