Лита поскользнулась на крови. Поискала глазами, увидела в чаду Вийона. Дух сидел на раскаленном пушечном стволе; канониры лежали рядом бесформенной грудой. Вийон повернул мордочку. Его взгляд, осмысленный, горький, был красноречивее слов. В этом мире миссия фамильяра завершена. Он не спас хозяина. Теперь он должен проводить его душу на ту сторону Реки.
Вийон нырнул в воду.
– Нет! – прошептала Лита. – Нет, нет, нет!
Она мотала головой, закрыла ладонями уши, но грохот, скрип, вопли вспахивали мозг. Ринулась к фальшборту, словно намеревалась сигануть за Вийоном в пучину.
Нэй не мог так поступить. Он втянул ее во все это, влюбил в себя, он обязан ей жизнью! Он и есть ее Гармония.
Лита вспомнила, как они покидали храм Чрева Кита. Големы гребли, Нэй сидел на корме гондолы, втирая в раны фамильяра вонючую мазь. На миг их взгляды пересеклись, и Лита подумала: «Я еще долго не избавлюсь от этой жабы».
Она закричала.
– Он мертв, – сказал Юн Гай. Старик пошатывался, его потрескавшаяся кожа выделяла алую росу. К загривку прирос обессиленный манул. – Мне очень жаль.
– Ты врешь! – прошипела Лита. Вцепилась в переговорную раковину. Хитиновая трубка молчала.
– Убери свои грязные лапы!
Юн Гай уронил руку.
– Я пытался перенести его во дворец.
– Плохо пытался!
– Он велел спасать тебя. Он отдал жизнь, чтобы выжила ты.
– Я не просила!
Гай вновь попытался обнять Литу. Она увернулась:
– Прочь!
Вздохнув, старик растворился в дыму.
Лита смотрела на гибнущую эскадру. Политая кровью палуба ходила ходуном, но если бы под ногами был гранит, он бы тоже дрожал. В паутине снастей опасно качалась сломанная стеньга. Пусть бы соскользнула и пронзила Литу насквозь!
Лита выпятила грудь, умоляя о пуле, которая уняла бы боль. Она представила себя гипсовой скульптурой, пустышкой, напичканной пчелами. Множество пчел внутри – это души, ведь у тех, кто родился в Вагланде, сотни душ.
Голос мамы докатился из прошлого:
«Мы переполнены душами, мы становимся цельными, когда нас любят».
Но Литу больше никто не любил. И незримые пчелы хлынули из пробоины, она расщепилась, она стала сразу всем.
Она стала птицами.
Пернатая ярость обрушилась с небес. Чайки и альбатросы пикировали на клановцев. Клювы впивались в чешуйчатые морды. Желтый гной брызгал из ран. Свирепое птичье облако похоронило под своей массой галеру и кормилось визжащими рептилиями.
Лита стала слонихой.
Лилу, подаренную великим Пандеем, перевозили на спардеке «Повелителя рек». «Повелитель», как и флагман «Гармония», уже полчаса как были захвачены пиратами. Лилу вышибла лбом прутья решетки и вырвалась на свободу. Трубный рев огласил плавучую крепость. Лита была погонщицей, она смотрела из глаз слонихи и вела огромное животное в бой. Пираты открыли огонь, но мгновение спустя громадина смяла их ораву. Ноги-колонны топтали врага. Лилу не ощущала боли, не ощущала арбалетных болтов и копий, застрявших в туловище.
На пути возникла толстуха в накидке из шкуры селки. Она кричала, скаля зеленые зубы, и потрясала секирой. Лилу разбросала телохранителей. Морщинистый хобот оплел толстуху, поднял над схваткой и раздавил. Кровь полилась на запрокинутые лица пиратов. Лилу отшвырнула труп, и он повис, запутавшись в такелаже.
Затрещали мушкеты. С каждым попаданием слониха двигалась все медленнее, слабела, однако старалась утащить за собой как можно больше врагов. Она умирала, но Лита не нашла в себе ни жалости, ни сострадания.
Лита была крысой. Старая крыса, родившаяся в смрадных недрах «Голодного», отгрызла тлеющий фитиль и посеменила, уклоняясь от подошв. Костлявые лапищи исполинского скелета разламывали «Речного пса», будто он был сделан из печенья. Крыса юркнула в трюм, пересекла лазарет, где доктор резал пилой по бедру подвывающего сигнальщика.
«Дотла», – прошептала Лита.
Крыса нырнула в пороховой погреб.
Взрыв ошеломительной мощи всколыхнул Реку. Разметал тендеры и галеры, заставил накрениться лишившегося мачт «Дамбли». Корабль-монстр треснул пополам, потонул в огненной вспышке. Позвоночник чудовища прошиб палубу и вылез наружу, скелет из дерева и китовых костей забил кулаками по воде в предсмертной агонии.
Лите было мало.
Она хотела, чтоб Река стала красной. Чтобы Мокрый мир не отмылся от крови Георга Нэя.
Горе перекраивало саму суть Литы. Любовь дочери рыбака Альпина и вагландки заменила настой из водорослей, который пила мама-рандэрэ, чтобы пробудить звериную природу.
Лита превратилась в духоловку, пульсирующую мраком. Она зарыдала и выблевала тьму.
И тишина воцарилась там, где только что рокотала война. Вопли, рев огня, свист пуль, лязганье абордажных сабель – все замолкло. Чугунные шары остановились в воздухе. Замер в прыжке молодой пехотинец с вытекшим глазом. Застыли паруса, капли крови, летящие щепки, клочья и витки дыма.
Среди этого ада лишь Лита шевельнулась, приоткрыла глаза, контуженная тишиной.
Вокруг нее плавали призраки. Серебряные нити соединяли их пуповиной с матерью. С Литой. Они висели в воздухе, захламленном свинцом и окаменевшими брызгами. Они смотрели на Литу с почтением, но и с опаской.
Подмастерье Нэя вспомнила видение, посетившее ее на атолле в северных водах: черные волны иной Реки, состоящие из гладких извивающихся угрей. Как они корчились алчно, желая вылиться в мир живых и пожрать штиль, ясное небо, сам горизонт.
Нечто злобное, жадное, но и трусливое читалось в полупрозрачных лицах порождений тьмы. Сквозь зыбкие очертания проступали черные ветви дыма и горошины пушечных ядер.
Лита узнала седовласого матроса: смерть наградила добряка Томаса чертами хищной рыбы. Правее болтался, не доставая каблуками до палубы, капитан Джорди Каллен, а с ним чернокожие речники Эмек и Ндиди. Косички гадюками копошились вокруг головы Веноны Банти. Батлер тоже была внутри Литы и тоже пришла по ее зову! Это ведь она всех их вызвала в своем гневе!
Мертвецы ждали. В их полых телах, как в аквариумах, скользили длинные угри. Недобро сверкали глаза. Смотритель маяка («ффамп-ффамп»), охранник, убитый Литой в крепости Феникса, госпожа Борэ. Кого там только не было!
Там не было Георга Нэя.
– Вы повинуетесь мне? – спросила Лита.
– Мы – твои рабы, – ответил хор.
– Почему?
– Потому что мы боимся тебя.
То был страх посаженного в клетку зверя перед плетью дрессировщика. На миг Лита даже забыла, зачем пригласила мертвых из немыслимой темноты.
– Почему вы меня боитесь?
