Глава девятнадцатая. У великой реки
Ночевал Ампер в какой-то наркоманской нычке. Он умудрился набрести на этот вполне добротный шалаш, когда сумерки сгустились настолько, что видимость упала метров до двадцати, луну ждать не приходилось, небо снова затянуло серыми тучами, и вот-вот грозилось разразиться мелким противным дождем. В шалаше было сухо, но очень грязно, подстилка из хвои высохла и была непригодной для использования, на полу валялись использованные презервативы и шприцы. Обломав пару густых веток с ближайшего куста, Ампер вымел весь мусор и нарубил ножом свежего лапника. Капли забарабанили по пленке, когда он закончил оборудовать свое временное пристанище. Погорелов удобно устроился на подушке из хвои, и первым делом с помощью трофейного фонарика осмотрел рану, рука была покрыта кровью, рукав синей спецовки, которую он так и не сменил, пропитался ей насквозь. Царапина оказалась плевой, но обильно кровоточащей. Наверное, запах крови и был основной причиной того, что на него трижды выходили зараженные, и это в лесном кластере. К счастью, все они были слабыми, один вообще едва передвигающийся пустыш. Два бегуна, на которых он наткнулся в полукилометре от реки, одарили его парой споранов. Регенерация справилась с царапиной и затянула ее, и теперь на этом месте остался только красноватый шрам, который обещал исчезнуть еще к утру. Ампер, обреченно вздохнув, разделся догола и, прихватив изгвазданную кровью куртку, вышел под холодный дождь. Первым делом он оттер себя, используя для этого песок и траву. Затем, как смог, замыл рукав. Успел вовремя, тучи, наконец-то, разразились настоящим дождем, но крыша наркоманской берлоги выдержала это испытание с честью. Одевшись и развесив куртку сушиться, Погорелов с улыбкой приступил к самому приятному — для начала приготовил себе коктейль из гороха. Уксус было первым, что он прихватил в супермаркете. За те двое суток, прошедших с момента побега, он разжился шестью горошинами, копить в данный момент их смысла не было, просто потратить негде, поэтому Ампер решил хоть немного прокачать дары. Следом из рюкзака появился хлеб в вакуумной упаковке, в нем было столько химии, что он, в принципе, не черствел. Ну, и самое приятное — палка сырокопченой колбасы, твердой, как черенок от лопаты, но пахнущей настоящим мясом, с крупными прожилками жирка. Он прихватил пару таких, удобно, вкусно и почти не портится. Напластав колбасу тонкими кусочками, Погорелов спорол сразу четыре бутерброда, вот только еще хотелось, и он взялся за тушёнку.
— Суки, — глядя на пробитую пулей банку, прокомментировал он сей факт. — А не прихвати я ее, сдулся бы там.
Рюкзак не сильно пострадал, разве что частично был испачкан жиром, но его оказалось совсем немного, да и банка лежала в отдельном кармане. Так что, замыть оказалось не так уж и сложно, только влажных салфеток ушло полпачки. Во время еды нашлась и пуля, гребанная мелкашка. Хотя, почему гребанная? Замечательная мелкашка. Семерка, пятерка, да и любой другой калибр проделал бы в банке сквозную дыру, а следом и в Ампере появилось бы непредусмотренное природой отверстие. Так что, замечательная мелкашка. Споров полукилограммовую банку отличной белорусской тушенки, которую даже не поленился разогреть на сухом горючем, прихваченным из рюкзаков Кепки и Ушастика, Погорелов сыто рыгнул, все равно стесняться-то некого, и развалился на вкусно пахнущем хвоей свежем лапнике, который приятно покалывал спину. Теперь можно слегка отдохнуть, зараженные не любят воду, хотя дождь им не шибко мешает, но тут, на границе реки и лесного кластера, сомнительно, что на его убежище набредут особо любопытные твари, они сейчас тоже под какой-нибудь елочкой сидят. Ампер медленно прикрыл глаза и представил рядом Рину, блондинка наверняка прижалась бы к нему всем телом, положив голову на плечо, она любила вот так молча лежать, водя острым ноготком по обнаженной груди. Черт, когда-нибудь это кончится? Эти мутные рейды, муры и внешники, пытающиеся убить тебя и разобрать на запчасти? В такие минуты Ампер хотел для себя и для своей любимой покоя. Где она сейчас? Наверняка сидит грустная на каком-нибудь ящике, крутит в руках чашку с горячим чаем, а рядом сто пудово ошивается Паук, его стараются держать подальше, но эта лысая гнида наверняка не сводит с блондинки похотливого взгляда. Ничего, Мушкет и остальные эту дрянь не подпустят к Рине. А полезет, отоварят по полной. С этими мыслями Ампер и задремал под убаюкивающий стук капель по пленке.
Дождь затих на рассвете. Шалаш все же слегка протек, но с дальнего краю, не намочив ни Ампера, ни его вещи. Когда Погорелов выбрался из наркоманского пристанища, над лесом уже во всю светило солнце, с сосновых лап стекали редкие капли, воздух свеж, но день обещал быть жарким. Умывшись у родника, который он обнаружил метрах в сорока от шалаша, Ампер вернулся на полянку, и тут его ждал сюрприз, ряжом со входом сидел бородатый мужик с ружьем, которое еще помнило царя-батюшку, хотя одежка на госте была относительно современной, во всяком случае, ватник черного цвета, был куплен явно при Сталине.
— Мир тебе, — произнес он, не поднимаясь с пенька. — Не напрягайся ты так, — заметив, что рука Ампера легла на рукоять АПБ, — не трогал я ни твоего автомата, ни рюкзак.
Ампер кивнул и уселся на пенек напротив.
— И тебе доброго утра.
— Представься, — попросил мужик. На вид ему около пятидесяти, и тут было два варианта — либо он новичок в Стиксе, не больше месяца, что возраст еще не откатился, либо он так давно в Стиксе, что возраст начал капать обратно. Слыхал Погорелов от рейдеров про такие случаи.
— Ампер.
— Правда? — удивился мужик.
— Нет, сходу придумал, — отозвался Погорелов. — А тебя как звать?
— Бородой зови. Так крестный назвал и помер. Не знаю, что он за человек был, но пока я его с того света тянул, много рассказал, вот только не вытянул я его.
— А про меня откуда слышал?
— А вот это уже интересней. Ищут тебя уже второй день, ищут только дальше на западе, а ты, вот он, сидишь в сорока километрах от базы внешников и в ус не дуешь. Я о тебе слышал так много плохого, что решил, что ты, наверное, очень хороший человек.
— И от кого слышал? Я в этих краях человек новый, иду себе, куда мне нужно, с приключениями, но стараюсь все же, чтобы их было поменьше.
— Первый раз я услышал о тебе позавчера, когда, прихватил одного кадра, умудрившегося, улепетывая от рубера, влететь в дом. Машина всмятку, сам переломан. Рубера я успокоил, есть у меня дар, твари от меня шарахаются, видят они во мне злую элиту. Но только, если тварь одна, если две, все, не работает уже.
— Полезная способность, — прокомментировал Ампер. — И как этого уродца звали?
— Кролом.
— Знаю я эту падаль, мерзкий человек, на внешников горбатится. Надеюсь, он помер?
— Не сомневайся, — собеседник усмехнулся в густую бороду. — Такие кадры от меня не уходят, я специально на них не охочусь, но если попадаются, как этот ублюдок, то разговор у меня с ними один. Егерь я, во всяком случае, был раньше. Это мой лес. Я из него никуда не ухожу, а он мне взамен дает защиту. А пища в соседнем городке имеется и рядом несколько деревень, где можно и капустки сорвать, и картошки копнуть. Бегунов хватает, споран в день я имею, так что, не надо мне предлагать никуда уходить, тут мой дом.
