После спаривания самка имеет выбор: она может идти дальше с рейдовой группой и основать семью в том, что осталось от гнезда Formica после разграбления его рабочими поработителей; или она может отправиться одна, поискать другое гнездо Formica и основать свою семью там. В первом варианте есть свой риск. Если самка въедет в завоеванное гнездо, муравьи из ее исходной семьи могут позже вернуться с новым рейдом на это же место. Не сохранив памяти о том, что это их родственница, они убьют ее растущую семью.
В обоих случаях самка амазонок врывается в гнездо с кровожадной яростью и распихивает со своего пути всех попавшихся рабочих Formica. Она защищена от их атак крепким экзоскелетом и отпугивающими выделениями
[378]. Бросившись на самку Formica, амазонка многократно прокалывает противницу своими челюстями-кинжалами и потом слизывает жидкости, вытекающие из тела умирающей самки. Трансформация семьи происходит почти сразу же; уже через секунды после смерти их самки рабочие подвергаются тому, что Ховард Топофф назвал промыванием мозгов: «Рабочие Formica ведут себя, как будто под успокоительными. Они невозмутимо приближаются к самке Polyergus и начинают за ней ухаживать – так же, как они ухаживали за своей самкой. Самка Polyergus в свою очередь собирает разбросанные куколки Formica в аккуратную груду и триумфально становится на ее вершину. В этот момент захват семьи произошел окончательно»
[379].
Поскольку муравьи в семье импринтируют (запечатлевают) запах друг друга, то вылизывание умирающей самки захватчицей – это зловещий способ нанести на себя домашний аромат. Как только она приобретает узнаваемый запах семьи, ее принимают как свою. Обратное тоже верно: если убрать самку из семьи Formica до прибытия самки-амазонки, то самозванка, не имея возможности обрести местный запах, будет закусана рабочими, пока не умрет
[380].
Государственный переворот не заканчивается убийством первой «царицы». Семьи Formica argentea имеют много яйцекладущих самок, которых самка-поработительница выковыривает из их безопасных убежищ и казнит одну за другой. Почему так делается, неизвестно. Приобретя правильный запах посредством убийства одной самки, она могла бы отменить смертные приговоры остальным и оставить их производить больше рабочих, то есть ресурс, который ей нужен от этой семьи. Самка амазонок процветала бы без собственных рабочих, и ее вид в итоге эволюционировал бы так, что рабочая каста пропала бы полностью, а она могла бы откладывать яйца, из которых появлялись бы новые паразитические самки.
Некоторые муравьи используют именно такую стратегию. Teleutomyrmex schneideri – европейский вид, который не производит рабочих. Самка проникает в семью дерновых муравьев Tetramorium, и вогнутая нижняя поверхность ее тела позволяет ей прикрепиться к спине местной самки, где она и сидит всю оставшуюся жизнь
[381]. Самки Polyergus, однако, сохранили своих рабочих. Я полагаю, что у сохранения размножающегося запаса самок рабов есть обратная сторона. Возможно, гнезда амазонок, сохранившие самку рабов, подвержены восстаниям, и в этом случае для поработителя не окупится разделение репродуктивного контроля, основного источника власти в муравьином обществе.
13
Похищение средь бела дня
Спустя неделю, проведенную в Калифорнии на станции Сейджхен-Крик, я бездельничал среди пучков травы рядом с муравейником Polyergus breviceps в компании Фаертен Феликс, заместителя директора станции. Я пытался уточнить, как именно происходят их рейды, и мы пришли туда рано, чтобы не пропустить момент, когда начнется действие. Но за большую часть дня ни одна амазонка так и не явила нам свой лик. Когда в 16 часов появился первый поработитель, он выказал полнейшее безразличие к рабам, усердно собиравшим кусочки моего бутерброда с вареньем. К 16.45 вокруг вертелась уже сотня амазонок. В то время как фуражирующие рабы уходили далеко, амазонки оставались в пределах 2–3 метров от входа в их гнездо.
Так вела себя каждая наблюдаемая мною семья: никаких амазонок большую часть дня, затем медленное накопление суетящихся рабочих возле гнезда ближе к вечеру. Мы с Фаертен пытались представить, что делают все эти бродячие амазонки. Рейд отправится в свое время, и они присоединятся к нему, но до тех пор они прохлаждались, изучая каждую щелку возле гнезда. «Может, они фуражируют?» – спросила Фаертен. Нет: искать еду – работа рабов. Суетящиеся муравьи ничего не подбирали, не было никаких признаков того, что они прокладывают тропы или обращают внимание друг на друга. Было ли это разведывание частью обороны семьи? Возможно. Я слыхал, что, когда рабочие в рейде встречают другую семью амазонок, они пытаются ее уничтожить и унести расплод как источник себе подобных рабов
[382]. И я бросил чужого Polyergus перед столпившимися рабочими, чтобы посмотреть, как они отреагируют, – и не был удивлен, учитывая угрозу, которую он представлял для их семьи, что они сразу закололи его насмерть.
Но если это было продолжением оборонительных действий, то должно было найтись лучшее объяснение бессистемной суеты рабовладельцев. Я потом узнал, что семьи амазонок ходят в рейды почти одновременно в конце каждого дня, причем к рейду присоединяется практически каждый болтавшийся вокруг муравей. К тому времени, как рейдеры из одной семьи уходили достаточно далеко, чтобы встретить конкурирующее гнездо, рейдеры из этой второй семьи могли уже уйти своей дорогой. Защита от других семей амазонок должна зависеть главным образом от избытка рабочих, которые никогда не покидают гнезда.
Этот рабочий-амазонка помещает свои мандибулы-кинжалы так, чтобы проткнуть голову муравья из чужого гнезда. Его собственная голова уже была проткнута позади глаза
