Чрезмерная численность рейда в виде десятков тысяч особей, большинство из которых ничего не делают, но просто перемещаются туда и сюда, прежде чем снова уйти, может представлять собой значительные резервные силы, которые хорошо использовать, если случайно встретится огромная добыча. Если большие муравейники – главная составляющая рациона кочевников, то есть немалый шанс, что в некоторые дни рейды могут ничего не дать
[155]. Однако совершающие рейды роем муравьи-кочевники могут за неделю обшарить больше 10 000 квадратных метров. Это все равно что прочесать вдоль и поперек три футбольных поля, область, в которой должно быть множество муравьиных семей, больших и малых.
Той ночью я сидел у костра под сверкающим Млечным Путем и делал заметки в своем дневнике. Я писал: для того чтобы найти непредвиденную еду, муравьи должны поддерживать размеры своих рейдов даже в периоды, когда их добыча почти всегда ограничивается мелочью. Больше всего меня удивила в муравьях-кочевниках не мощность дневного рейда, но кое-что еще: на протяжении всего рейда рабочие постоянно уходили домой рано и с пустыми руками, а на смену им стремились те же количества.
Теодор Шнейрла, основоположник изучения муравьев-кочевников, сделал вывод, что их действия неэффективны. При полностью развернутом рейде каждый переход рабочего между гнездом и рейдом может отнять час. Основываясь на своих записях по тому первому рейду и другим, которые видел в дальнейшем, я подсчитал, что в совокупности муравьиная семья теряет каждую секунду 30 часов рабочего времени со всем этим хождением туда-сюда тысяч рабочих муравьев.
Почему же каждый рабочий не остается в рейде, пока не добудет что-то своими усилиями? Может быть, приходя и уходя с переднего края, рабочие распределяют между собой риски охоты? Или рабочие устают и пробираются домой поесть и отдохнуть, в то время как свежие отряды текут из гнезда им на замену? Это было нелогично. Вместо того чтобы добираться до гнезда, рабочие могут сэкономить час, отдыхая в самом рейде. Там как раз есть еда, и на самом деле многие рабочие действительно далеко не уходят. Я сказал, что они служат стражами, но иногда выглядят как офисные работники, украдкой вздремнувшие за своими столами в середине изнурительного дня.
Сделав паузу в работе над дневником, чтобы посмотреть на вспышки падающих звезд, я подумал о другом объяснении: возможно, муравьи, бродящие по тропам, вносят свой вклад вне рейда, например строят земляные галереи или охраняют дорогу. Однако были времена, когда все муравьи непрерывно бегали между рейдом и гнездом. Я был уверен, что большинство муравьев, возвращающихся с рейда, путешествовали пешком до дома, не совершая по пути ничего, кроме кардиоупражнений.
Ощущая тяжесть в желудке после ужина, я задумался: а может, муравьи, возвращающиеся в гнездо, несут скрытые трофеи?
[156] У муравьев-мародеров часто бывает, что брюшки направляющихся домой рабочих раздуты от сиропа из переспелых фруктов
[157]. Но этот вид «заправки» не объясняет огромных количеств муравьев-кочевников, возвращающихся домой без заметного вознаграждения в их челюстях. Откуда же берется еда, нужная для прокормления стольких особей? Обычно это не фрукты: хотя кочевники и едят некоторые местные лесные фрукты, в целом растительный корм составляет малую часть их рациона. С учетом того, как мало муравьев несут трупы добычи, единственный способ, которым направляющиеся домой муравьи могут набить брюхо, – это потребить большую часть добычи на месте. И хотя рабочие в рейде действительно слизывают вкусные соки с добытых червей и личинок, в массе я не видел подобных действий. Муравьи несут большую часть мяса в гнездо, чтобы съесть его там, поглощая во время рейда лишь такие продукты, которые не могут разделить на части.
И опять же, припоминая, как нагруженные корзинами люди, идущие из Нигерии в Камерун, останавливались поболтать со своими возвращающимися друзьями – возможно, чтобы сверить сведения по стоимости товаров, которые они продали, – я подумал, что и муравьи могут обмениваться информацией. Через сигналы, расшифровать которые я не мог, возвращающиеся муравьи могли информировать семью об успехе рейда в обретении еды или нахождении нового места для гнезда. Тогда свежие отряды выйдут в рейд с обновленным знанием о текущих потребностях семьи. Эта обратная связь может вызвать в рейд больше муравьев, или привести к их возвращению, или дать старт миграции. Если информация в самом деле поступает от рейда к гнезду и обратно, это может объяснить ежедневные различия в продолжительности и дальности рейдов
[158].
Для таких больших сообществ, как у муравьев-кочевников, эта гипотеза, кажется, имеет смысл. Как заметно по охотящимся на ногохвосток муравьям-капканам, тщательность, с которой рабочие в маленьких семьях занимаются своим делом, может отражать их ограниченный операционный бюджет. Большая муравьиная семья почти непременно показывает больше яростной активности и более быстрый темп роста, чем маленькая. Как муравьиные, так и человеческие сообщества могут быть более продуктивными в пересчете на одну особь – при увеличении их размера, несмотря на все безумное метание: в больших городах люди взаимодействуют со множеством других людей, с высокой скоростью обмениваясь идеями и генерируя их
[159]. Это награда за все издержки «поведения по типу А». Рабочие в больших семьях похожим образом добывают информацию из окружающих масс. У собирающих семена муравьев юго-запада США, например, незанятые рабочие определяют, какое количество их соотечественников заняты различными задачами, по запаху, который каждый проходящий подхватил в своем окружении и который указывает, чем занимается данный муравей, – это одна из нескольких известных ситуаций, где муравьи демонстрируют способность собирать сведения до принятия решения. Тогда рабочие, соответственно, меняют направление приложения своих усилий, переключаясь, скажем, с обустройства гнезда на фуражирование, когда не хватает фуражиров
[160]. Грубая оценка рабочей ситуации одним индивидом может быть ошибочной, но большая семья может позволить себе ошибки, а метод «фуражирования за работой» дает возможность муравьиным сообществам эффективно перераспределять рабочую силу без нужды в надсмотрщике.
