Когда до Аглаи осталось несколько ступеней, она остановилась, задрала голову всматриваясь. Лицо у нее было доброе, щенячье, все сплошь покрытое морщинами.
– Она, что ль? – спросила бабка в темноту.
Из стены появилась призрачная навья, закивала головой.
– А с виду и не скажешь, – с интересом рассматривала гостью старуха. – Амбра, тгатгари. Пуф-пуф лалари.
Аглая с таким же интересом смотрела на нее.
– Ты откуда будешь?
Аглая растерялась. Что она должна ответить? Откуда она?
– Издалека.
– Видимо, совсем издалека. – Пламя факела колыхнулось, вырисовывая на стенах изломанные тени. – Ну, идем со мной, одаренная. Посмотрим, что ты за ведьма. А то эти оголтелые все уши прожужжали, кричат, мечутся – ведьма, светлая, живая! – Старуха развернулась и начала неторопливо спускаться. – Сейчас мы и посмотрим, правда ли ведьма, правда ли светлая.
– А если не ведьма?..
– Помрешь, – резанула бабка.
У Аглаи похолодело на сердце.
– А ты, поди, и не знала? – Старуха остановилась, оглянулась с прищуром.
– Не знала, – прошептала Аглая.
– Теперь уже поздно вертаться, – махнула бабка рукой и пошла далее. – Ты не боись, рядом с Храмом похороню. Могилку какими цветами обложить?
– Розами, – одними губами прошептала Аглая.
– Роз у нас нет, это в город нужно, я тебе шиповник высажу, белый, ежели чего. Ты как к белому?.. Замужняя? Нет, по всему видать. Значит, точно белый.
Старуха замолчала, остановилась у стены, преградившей им путь. Сделала пасс, кивнула седой головой и толкнула стену, та послушно отошла в сторону, открывая вход в просторную залу. По всему периметру висели круглые фонари с играющими внутри огоньками.
– Входи, ноги-то небось все выстудила? Ишь как чавкает. Здесь на пороге и сбрасывай. Я тебе сейчас тепленького дам.
И направилась через залу.
Аглая стянула мокрые сапоги, ступила на каменный пол и удивилась: тот не был холодным, напротив, от каменьев шло тепло. Аглая сделала пару робких шагов, ошарашенно осматриваясь. Высокий купол украшало изображение Обители. Башня возвышалась над деревьями, водная гладь упиралась в подножие. Синий свет исходил из башни, озаряя все пространство.
Под фреской купола вытянулись в шеренги стеллажи, на них сложенные стопками рукописи. Аглая осторожно притронулась к одной, та ответила тонким жужжанием и кольнула в пальцы. Аглая отдернула руку.
– Не тронь, это истории.
Откуда появилась старуха, Аглая не увидела. Моргнула испуганно:
– Чьи истории?
– Ясно дело, ведьм. Просто так открыть нельзя.
– А что произойдет?
– Ежели ведьма мертва, то дар ее открывшей перейдет. А коли жива, то все ведовское из нее заберешь. Здесь же в каждую страничку сила вложена, связанная с хозяйкой. Прочтешь историю – выпьешь ведьму.
– Это что же, каждый может прийти, открыть и лишить ведьму силы?
Старуха усмехнулась беззубым ртом:
– Прийти может, а вот прочесть… Слово знать нужно, для каждой истории свое. – Старуха любовно погладила фолиант, неслышно прошептала, и тот смолк. Протянула Аглае мягкие тапки.
– Сапоги твои сохнуть поставила. – Зазывая, махнула рукой.
Аглая, завороженно смотря на стеллажи, пошла по ряду за старухой:
– А если кто-то узнает слово?
Бабка глухо засмеялась:
– Да какая ж ведьма, будучи живой и в здравии, тебе его скажет? Скорее, смерти предастся и дар выпустит.
– А что, и такое было?
Старуха разом осунулась:
– Было. Во Времена Ухода… Вона сколько их… – указала на стеллаж у самой стены, где лежали ровными стопками покрытые пылью сотни рукописей.
– Это те… – прошептала Аглая.
– На погосте у Храма. Они, родные. Неприкаянные. А как хотел Китар слово узнать…
– Китар?
Старуха качнула седой головой:
– А ты небось другую историю слышала. О любви и предательстве, о войне между жрецами и ведьмами.
Аглая во все глаза уставилась на старуху:
– Не так было?
– Не совсем так. – Старуха двинулась вдоль ряда. – Любовь была… Казалась сначала любовью. Это уж после Китар себя показал.
– Как показал?
– Ясно как! – старуха хмыкнула. – Душою черною. Очень уж хотел в тайники Обители попасть.
– Разве жрецы не могут попасть в Обитель?
– Без ведовского соизволения в Обитель вообще мало кто попасть может, а в тайники и подавно. Я уж не говорю об артефактах, каждому слово свое нужно знать. Каждый только на ведовскую руку откликается.
– И Китар хотел их заполучить?
– Ох как хотел. Уж как он Мерку уговаривал, чего сулил. Отказала. Тогда-то они с Миро и придумали для Гаяны эту историю. – Старуха остановилась, поправила выбившийся с полки уголок рукописи. – Думали, она их поддержит, тогда уж под натиском трех жрецов и сломают ведовскую мощь, узнают секреты. А она вишь чего удумала… Женщины! Не разобравшись. Э-эх! Проклятие уничтожило всех ведьм, а история, придуманная Китаром и Миро, так и осталась бродить по деревням да слухами пополняться.
– И никто не стал разбираться?
– А кто бы стал? – Нависшие брови метнулись вверх. – Мерка исчезла, ведьмы – кто ушел за грань, кто погиб от проклятия. А Гаяна… Гаяна так и не вернулась. Кто знает, куда ее ненависть завела.
Старуха резко смолкла и остановилась. Стеллажи закончились. За ними, насколько хватало глаз, находились образа. Высокие, закрывающие стены от пола до потолка. Светлые лики, озаренные внутренним свечением, и темные, будто занавешенные дымкой. На выступах стояли сосуды замысловатой формы, в каждом трепетал огонь, играя тенями на образах. У дальней стены огромный камень с возвышающейся на нем серебряной купелью.
– Идем, – проговорила старуха и направилась прямиком к купели. Аглая пошла следом. Едва приблизились, как вода в купели всколыхнулась, покрылась рябью.
Голова старухи затряслась:
– Кровь нужна.
– Кровь?
– Твоя. – И глянула на Аглаю. Вытащила из кармана маленький ножичек. – Руку давай.
Аглая напряглась.
– Не боись, всю не выпущу.
Сама схватила ее за запястье и выпрямила ладонь. Острое лезвие раскроило мизинец. Тонкая струйка скользнула по подушечке, свернулась в каплю и стекла в воду. Рябь разгладилась, проглатывая каплю, и тут же взбурлила. Потемнела. Старуха нахмурилась, но вода изменила цвет на ярко-синий. Брови старухи взметнулись вверх. Вода стала искристой, золотистой, словно шампанское. Старуха с недоверием посмотрела на Аглаю.
