– Его? Нет. Он вызвал их не для своей защиты.
Аглая всхлипнула снова, по телу прошла судорога от страха, от понимания происходящего:
– В мою.
– Он не себя защищает, Игнат! – выкрикнула Нейла. – Девчонка здесь!
Взгляд беса скользнул по деревьям. Но уже напрасно. Игнат зарычал, обозленно ударил Тимира в лицо.
А Аглая бежала вниз с пригорка, увлекаемая Тихоном и окружающей ее дикой серой стаей.
Плохо. Как же плохо все выходило. Она бросила Тимира и Нику. Тихон сказал, что ей обязательно нужно спастись. И они бежали. Аглая и дороги-то не видела от слез и жалости к себе, к Тимиру, к Нике.
Вытирала грязным рукавом лицо, утирала слезы, ползла, подгоняемая Тихоном. Волки неслись рядом, потом слышался крик погони, половина стаи отстала. Аглая не смотрела назад.
– Дорожка-дорожка, расступись немножко, нас пропусти, других в дебри заведи. Тропка-подружка, лесовика избушка, эге-гей! – кричал на бегу старик. – Лесовик-моровик, дорожку замети… Век помнить буду… Эге-гей! Светлую ведьмачку, землею и небом венчанную, защити. Словом зову, делом ответь.
Позади послышалось шуршание, деревья словно ожили, расступаясь перед бегущими и вставая в плотную непроходимую чащу позади. Кусты встречали погоню острыми ветками. Ручьи разворачивали бег, сливаясь в озерки за убегающими. Аглая неслась, давно скинув зеленые туфельки, сбивая ноги о камни. Потом ползла, раздирая руки и колени в кровь, поднимаясь в гору, куда указывал бегущий впереди хорь. Голоса погони уже давно стихли, и даже волки перестали прижимать уши.
– Сюда, – заметил Тихон узкий проход меж двумя выступами. И они юркнули в темную пещеру.
– Здесь и переждем. – Домовой плюхнулся на камень, переводя дыхание.
Аглая и сама не чуяла ни ног, ни рук, распласталась на холодном каменном полу. Хорь, запищав, откинулся на спину. Один из волков подошел к Аглае, понюхал и, тряхнув головой, повел остатки к выходу. Тоскливый вой по убитым собратьям разнесся над долиной, а удаляющийся цокот когтей по камням был прощанием.
Нейла сидела, подбрасывая в костер ветки.
– Не нервничай, Китар уже на подходе. А вторая девчонка нам и не нужна… Зря только стражей загубил. Они бы спугнули, а догонять не стали. Придется теперь одной… – Она покосилась на поглощенную, поежилась. – У меня от нее тоже мурашки, но что поделаешь, приходится… Хотя от твоего друга, – кивнула в сторону Игната, разговаривающего со стражей, – мурашек не меньше.
Тимир отвернулся. Разговаривать с советницей ему не хотелось.
– Знаешь, а ведь я впервые вижу живого жреца, кроме Китара. Но, как понимаю, он последний. Без нее, – она кивнула на Нику, сидящую у дерева, – ты им так и не станешь… Вот ведь судьба. Поглощенную ты ненавидишь, а ведь скоро сам таким станешь. Эх, жалко мне тебя. Вот коли б не Игнат… – Она перешла на шепот: – Толку от тебя больше. Я бы сама в Обитель препроводила. Куда как сподручнее с новым жрецом договариваться. А теперь увы! Ходить тебе с нежитью вместе.
Поглощенная оскалилась:
– Ишь как она живых не любит…
Тимир смерил Нейлу презрительным взглядом:
– Что ты ей за помощь пообещала? Душу? Хотя это она и без любого договора могла бы взять.
Нейла поморщилась:
– Что бы ни обещала…
– Сердце? Любовь? – продолжал равнодушно перечислять Тимир. – Интересно, каково это, без души? Без сердца?
– Заткнись.
Тимир усмехнулся:
– А что я? Пусть и стану нежитью, да только есть ради чего. А ты? Кого ты предала, чтобы такие договоры заключать?
Нейла уставилась в огонь.
«Дура!» – пронеслись в голове последние напутственные слова Караха. Она прикрыла глаза. Никого не предавала, наоборот, сделала все, чтобы они были вместе, чтобы они были свободны. Чтобы не извивалась черным вензелем печать на столе Караха и мог он без страха принимать решения. Вот если бы жрец был ее! Нейла вздохнула. Поглощенная сказала, он намного сильнее Китара. Мог бы дать Караху свободу? Темный жрец. Разве ж темные жрецы о других пекутся? Правильно, не было такого никогда. Значит, и этот, скорее всего, наоборот, сгнобил бы за прошлые обиды. Вот оно как, палка о двух концах. И хотела бы, да проверить уж, видать, не придется.
– Советница Нейла!
Голос глубокий, словно из-под земли. Она вскочила. Игнат стоял смирно, отдавая честь прибывшему. У дерева стояли трое всадников. Тот, что посредине, отпустив поводья, спрыгнул с коня. Лица его под низко натянутым капюшоном видно не было. Руки скрывали высокие черные перчатки.
– Верховный жрец Китар! – Нейла присела в глубоком реверансе.
– Лишнее, – бросил он на ходу.
Поглощенная, увидев жреца, отступила в тень деревьев.
Китар торопливым шагом прошел к Нике. Снял одну перчатку, стянул с головы капюшон, обнажив рассыпающиеся по плечам черные волосы. На красивом волевом лице блуждала довольная улыбка. Темные глаза блеснули:
– Ну здравствуй, Мерка!
Она подняла голову, оскалилась в глаза жрецу. Улыбка сползла с его лица. Дернулась щека.
– Ты не ведьма!
Напряглась вслушивающаяся в разговор Нейла.
Гаяна усмехнулась:
– А ты ждал ее?
Китар выпрямился, досадливо пнул носком сапога землю. Поморщился:
– Какой мне прок от мертвой жрицы? Ты пуста, все на проклятие спустила.
Вытащил кинжал и занес над девушкой.
Та отшатнулась, кровь отхлынула от лица, теперь она выглядела по-настоящему мертвой. Прохрипела через силу:
– Я могу войти и открыть Обитель!
Лезвие медленно вернулось в ножны. Китар пристально всмотрелся в жрицу. В темных глазах крутанулись черные смерчи:
– Врешь!
Она скривила губы:
– У меня нет силы, но тело… Это тело ведьмы. Чуждой глупой ведьмы.
Пальцы Китара барабанили по рукояти кинжала. Он задумчиво смотрел на Гаяну:
– Тело ведьмы…
Гаяна молча кивнула. Он схватил ее за подбородок, больно сжал, заставляя смотреть на него:
– Ты откроешь Обитель и отдашь ее мне, или… – Он перевел взгляд на стоящую в тени поглощенную.
– Я соберу всех, кого задело твое проклятие, и оставлю тебя наедине с ними.
Гаяна скосила глаза на поглощенную жрицу. Та стояла не двигаясь, вслушиваясь в их разговор.
